class="p1">Из тех, кто имел отношение к предстоящему путешествию, Неро меньше всех понимал, но больше всех чувствовал. Ему ничего не говорили, но он все и так знал. Например, что он слишком большой, чтобы спрятаться в ручной клади. Он надеялся, что сможет потеснее прислониться к чему-нибудь, что сопровождало путешественников в дороге, и они случайно возьмут его с собой. Когда первый дорожный сундук спустили вниз и поставили в прихожей, он сел, прислонившись к нему всем своим мохнатым телом. Когда появились другие сундуки и чемоданы, он обнюхал каждый из них по очереди и решил их все взять под охрану. Но когда члены семьи, одетые в дорогу, явились в прихожую, Неро поднимал на них молящие глаза, и этот взгляд мог бы растопить каменное сердце. Но все были так поглощены своими собственными делами, что едва замечали пса. Время от времени он тяжело вздыхал. В последний день перед отъездом Тайт Шерроу принес жесткий кожаный ремень и прицепил его к ошейнику Неро. Тайт был сильным, но и он устал тащить Неро по лесу к дому Уилмота. Только месяцы спустя преданный ньюфаундленд вернется в «Джалну», если не считать ежедневных посещений дома, дабы удостовериться, что все в порядке, и, возможно, урвать у миссис Ковидак второй обед.

Что касается птицы Августы – теперь это уже определенно была голубка, – она сблизилась с голубями и сооружала гнездо, полагаясь на умелую помощь со стороны дородного джентльмена, который и раньше оказывал ей особые знаки внимания. За два дня до отъезда семьи голубка снесла яйцо, которое занимало все ее мысли. Оно значило для птицы больше, чем глубокая привязанность, которой Гасси одаривала ее многие месяцы.

Дети почти полностью оправились после пережитых трудностей, но в некоторой степени изменились – больше всех Августа. Она еще подросла, и детское тело обрело новые, недетские формы. Ее большие глаза, которые всегда тяготели к задумчивому выражению, теперь часто казались витающими в облаках и даже грустными. Она была погружена в свои мысли, но, наверное, не смогла бы сказать, о чем думает. Иногда на ее губах играла таинственная улыбка. Она разводила руки и с интересом их рассматривала, но тут же сжимала их в кулаки, будто трагическая актриса, и убирала за спину. Подтрунивания отца, задевающие слова матери стали почти невыносимыми. Ей хотелось расплакаться. В то же время ее переполняла благодарность за великодушие, которое родители проявили по отношению к их побегу. Она с ужасом ждала морского путешествия, одна мысль о движении корабля вызывала у нее морскую болезнь.

Заметно изменился и Николас. Он был смелее и, кажется, забыл, каким бедствием закончился его морской побег. Он бравировал тем, какую опасность ему пришлось пережить, и немного этим кичился. На корабле не оставалось не исследованного им уголка. Чувства благодарности из-за снисходительности родителей он не испытывал, но демонстрировал ее желанием взять под свою опеку малыша Филиппа, водить его по палубе и носить на руках в разные части корабля. И везде они были любимцами. Аделина пообещала, что когда они доберутся до Англии, она пригласит к малышу подходящую няню.

Мальчики не были похожи внешне, но кто бы ни увидел, как они двигаются, ни услышал их смех, все признавали в них братьев. Малыш Филипп стремился делать все, что делал Николас, а Николас подражал отцу: его походке, речи, военной выправке.

На второй день плавания Эрнест, который среди круговорота жизни на корабле, посреди движения моря и пассажиров вел довольно одинокую жизнь, брел по прогулочной палубе, где в шезлонгах полулежали дамы, приходя в себя после приступа морской болезни или просто наслаждаясь соленым воздухом. На одной из них Эрнест задержал взгляд. Она кого-то напоминала – кого-то, кто ему нравился очень-очень давно, когда он был совсем маленький. Теперь же он, одетый в подпоясанную ремнем рубашку почти до колен, полосатые чулки и шнурованные сапожки, считал себя заядлым путешественником.

Он поспешил туда, где, прислонившись к перилам, стояла Августа.

– Гасси, угадай, кого я сейчас видел.

– Я угадывать не умею. Лучше сам скажи, – мечтательно посмотрев на него, сказала она.

– Миссис Синклер!

– Она тебя заметила?

– Нет. Я убежал. Расскажем ей, как отправились к ней в гости?

– Ради всего святого – нет.

– Можно было бы сказать, что просто передумали.

Августа склонила голову к перилам.

– Я умру от стыда, – сказала она. – Мама ей расскажет, что мы убежали из дома и нас вернули домой всех в слезах. Лично я встречаться с Синклерами не собираюсь. Запрусь в каюте и скажусь больной.

– А мне что делать?

– Что хочешь.

У Эрнеста было чувство, что Гасси избавилась от него, хотя он считал, что всегда относился к ней по-доброму. Он повернулся и поспешил вдоль палубы.

Люси Синклер сидела на том же месте.

Он подошел к ней.

– Вы меня помните, миссис Синклер?

Она изумленно посмотрела на мальчика.

– Ах, да ведь это же маленький Уайток! Вот так встреча! А родители тоже здесь?

– Да, все здесь. Кроме Гасси.

– Гасси нет? Где же она?

– Я… я даже не знаю.

В мыслях у Эрнеста образовалась уместная пустота, но он продолжал восхищенно созерцать Люси Синклер, ее отороченный бархатом фуляровый плащ, собранные в красивый шиньон волосы.

В этот момент появился улыбающийся Кертис Синклер – он сильно отличался от человека, которого помнил Эрнест.

– Ах, Кертис, – воскликнула его жена, – маленький Уайток совершенно сбит с толку твоими пушистыми бакенбардами.

– Уайток, – растерянно повторил Кертис Синклер. – Ну как же… это ведь Эрнест! Мальчик мой, все семейство на борту?

– Все, кроме Гасси, – сказал Эрнест, не сводя ясных голубых глаз с бакенбардов. Они сильно меняли внешность американца и, по мнению Люси, улучшали ее. Несомненно, его физический недостаток был не так заметен, когда такие красивые бакенбарды расходились в стороны к плечам. Выражение подвижного лица стало более уверенным. Само лицо округлилось. У Синклера был вид джентльмена, оказавшегося на пике моды.

К ним как раз приближались Филипп и Аделина, которые под руку гуляли по палубе. Увидев Синклеров, Аделина вскрикнула от восторга.

– Какая удачная встреча, – сказал Филипп, – и какой сюрприз! Даю слово, Синклер, вы потрясающе выглядите. Долго их отращивали?

– Не так долго, как кажется, – поглаживая бакенбарды, ответил Синклер.

– Я слышала, что в Лондоне это повальное увлечение, – заметила Аделина. – Ужасно хочется убедиться, что они настоящие.

– Не отказывайте себе в удовольствии, которое я могу предоставить, – улыбнулся Кертис Синклер.

– Вам тоже надо отрастить бакенбарды, офицер Уайток, – перебила Люси Синклер. – На вас они будут роскошно смотреться.

– Желтые бакенбарды, – сказала Аделина. – По-моему, ничего менее привлекательного и не сыскать.

– Мне хватает и