– Да не было ничего подобного, государь.

– Конечно! Все врут, один ты говоришь правду. Не знаешь, что Скуратов долго следил за тобой! Княгиня Ефросинья надоумила отравить меня? Не она ли и яд тебе прислала?

– Меня оклеветали, государь.

– Хватит! – повысил голос царь. – Надоело. Малюта, возьми у начальника стражи порошок, сданный Молявой, принеси сюда его да вина в кубке.

Князь Старицкий побледнел.

– Ты что задумал, Иван Васильевич?

– Угостить тебя тем, что ты припас для меня и моих сыновей.

– Но я не припасал ничего.

– Перестань ныть, веди себя так, как надлежит князю.

– Почему не велишь судить меня и казнить прилюдно, раз считаешь, что я готовил государственный переворот?

– О чем ты говоришь, князь? Это не казнь, а возмездие.

Малюта внес кубок, доложил:

– Я всыпал порошок в вино, государь!

– Поставь на стол.

Скуратов подчинился.

Царь взглянул на Старицкого.

– Пей, Владимир Андреевич!

– Нет!

Из занавеси вышла супруга Владимира Евдокия Романовна, урожденная Одоевская, двоюродная сестра Андрея Курбского.

– Не унижайся, князь! Такова наша судьба. Пей, и я выпью. Вместе жили, вместе и умрем. – Княгиня взглянула на царя. – Последняя просьба, государь. Детей пощади!

– Евдокия! – воскликнул князь Старицкий.

– Пей! – твердо сказала княгиня.

Владимир, а за ним и Евдокия приложились к кубку.

Царь вышел из шатра. Холодный ветер трепал его длинные волосы.

Вскоре появился Скуратов.

– Все, государь, князь Старицкий и его супруга мертвы.

– Мертвы, – тихо повторил Иван, тряхнул головой и приказал: – Тела в Москву, туда же и детей их. С утра послать гонца в Горицкий девичий монастырь с приказом доставить монахиню Евдокию, княгиню Старицкую в Александровскую слободу. Исполняй!

Иван Васильевич оседал коня и скрылся в темноте, сопровождаемый небольшим отрядом опричников.

Владимир Андреевич Старицкий был торжественно, в присутствии Ивана Грозного, похоронен в Архангельском соборе.

Царь ждал прибытия княгини Ефросиньи, но увидеться с теткой ему было не суждено.

22 октября для доклада зашел Малюта Скуратов.

Царь первым делом поинтересовался:

– Где находится княгиня Ефросинья?

Малюта склонил голову.

– У меня плохая новость, государь.

– В чем дело?

– Инокиня Евдокия, в миру княгиня Ефросинья Старицкая, скоропостижно скончалась.

– Как?

– Отравилась на струге, когда тот шел по Шексне.

– Вот как? Значит, отравилась?

– Да, государь!

– Твоих рук дело?

– Да Боже упаси! Мне-то на что ее погибель? Напротив, княгиня могла многое поведать и по делу сына, и по боярам и дьякам, желающим перейти под руку короля Сигизмунда.

– Шексна забрала моего Дмитрия не без участия Ефросиньи. Теперь она сама нашла свою смерть на этой реке. Воистину возмездие, кара Божья.

– Да, государь! Господь покарал смутьянов.

– Ладно! Хоть и кровью, но многолетняя семейная ссора закончилась. Что у нас по Ливонии? По Новгороду?

– Поляки и литовцы заняты обустройством нового объединенного государства – Речи Посполитой. Они ведут переговоры с королем Швеции Юханом Третьим.

– Значит, с запада нам опасность покуда не грозит. Новгород?..

– Там тихо. Но уж слишком тревожно это спокойствие. Мне стало известно, что с Пименом поддерживает отношения боярин Данилов, возглавляющий Пушкарский приказ. Именно новгородцы устроили пышный прием покойному князю Старицкому в Костроме. Надо бы допросить боярина Данилова. Заговорщики по-прежнему хотят сдать наши земли Сигизмунду.

Иван Грозный быстро принял решение.

– Боярина арестовать и допросить как следует. Готовить опричное войско! Численность – полторы тысячи.

– А не мало ли будет? В Новгороде только конная рать насчитывает около трех-четырех тысяч дворян, да еще ополчение, пушки! Новгородцы привычны к ратному делу. То же самое в Пскове.

– А мы разве будем воевать наши же города? Задача похода – покарать изменников, навести порядок, упрочить власть. Простой народ и дворяне против царя не пойдут ни в Новгороде, ни в Пскове. А для бояр да дьяков нам и меньшей рати хватит.

– Ты сам поведешь войско?

Иван Васильевич вздохнул.

– Занимайся делом, Малюта!

– Слушаюсь. Сейчас же лично арестую боярина Данилова.

Не успел Скуратов выйти, как к царю пожаловал князь Ургин, необычайно бледный.

– Доброго здравия тебе, государь!

– Благодарствую. И тебе здоровья, князь, но, по-моему, ты еще не оправился от хвори.

– Да что-то в последнее время мне все хуже.

– На воздухе бываешь мало.

– Возможно. Вот решил приехать. Не прогонишь?

– Не надо тебе о том спрашивать, Дмитрий. Садись, поговорим.

Ургин сел на лавку и сказал:

– Я слышал, княгиню Ефросинью так и не довезли до Москвы?

– Не довезли. Действительно ли она отравилась в пути? Ведь ты об этом хотел спросить меня, князь?

– Нет, государь. Успокоилась душа мятежной княгини, вот и ладно.

– Что говорят в народе по поводу смерти князя Старицкого?

– А тебе Скуратов не докладывает?

– Его боятся, тебя уважают. При нем люди больше молчат, с тобой охотно общаются.

– Разное говорят, государь. Большинство народа, как и прежде, поддерживает тебя. Бояре затаились в ожидании твоих дальнейших действий. А еще я слышал, что ты готовишь поход на Новгород.

– И об этом слухи ходят? – Иван Грозный прошелся по палате. – Ты знаешь, я хотел летом пойти к северным городам, да помешали турки и татары. Сейчас, когда нашествие на Астрахань с Божьей помощью отбито, надо завершить задуманное. Изменники, желающие сдать полякам наши крепости, должны понести самое суровое наказание. Пощады никому не будет.

– Новгородские бояре вряд ли решились бы на измену без поддержки из Москвы.

– Знаю. После Новгорода и Пскова придется разбираться и со столичными вельможами.

– А то, что изменники могут быть в опричных верхах, тебя не смущает?

– Нет, Дмитрий. Кем бы ни были предатели, они обязаны ответить за свои злодеяния. Иначе порядка в стране не навести.