Весна одела нижние склоны далеких гор нежными цветами, но на вершинах все еще правила бал зима.

Над травянистым покровом плейстоценского плато высились спорадические рощи дубов, елей, каштанов, берез и сосен, и голубизна кайнозойских небес была расцвечена перистыми узорами разбросанных тут и там облачков. Палеонтологическое транспортное средство, выданное Фаррелу чиновником МПО, – модель, одобренная для периода каменного века, – было с иголочки новым. Среди ученых и спасателей эта модель получила прозвище «Саломея», и Фаррел уже успел в нее влюбиться. «Саломея» брела по плато с обманчивой неуклюжестью, прозрачный изнутри неосплав, из которого был изготовлен «череп», давал обзор практически на триста шестьдесят градусов. Ее кабина мягко покачивалась, как паланкин на спине слона, вот только этот «паланкин» был встроен внутрь транспортника и помещался на целой подушке из гироскопов, которые нивелировали малейшие толчки.

Справа мирно паслось стадо овцебыков, дальше в высокой траве мелькнула стая диких собак. Гигантский глиптодонт исчез, шаркая, среди узловатых дубов. Распахнув двадцатифутовые крылья, парил в вышине на восходящих потоках плейстоценовый кондор. Фаррел миновал туши двух овцебыков, убитых охотничьим отрядом, и по ним заключил, что едва они с «Саломеей» отойдут подальше, кондор спустится и пообедает. Но он не видел никаких следов смилодонов. Впрочем, саблезубые тигры к сему времени практически вымерли, поскольку отрастили клыки такие длинные, что уже не могли открыть пасть достаточно широко, чтобы сожрать добычу.

На горизонте замаячили и постепенно приблизились холмы. Пускай, «Саломее» они нипочем. Тут и там из земли выступали валуны. Скоро начнутся предгорья.

Пещеры…

– Полегче, старушка, – пробормотал Фаррел вполголоса. – Мы уже почти у них на хвосте.

Следы стали менее четкими, поскольку почва сделалась каменистой, но все равно читались без труда. Наконец, показалась узкая долина, обрамленная справа сосновым бором, а слева – сверкающей на солнце рекой. Далеко впереди замаячила гора, гораздо шире и выше тех, какие до сих пор доводилось видеть Фаррелу. Следы вели прямиком к ней. Ее поверхность была испещрена сотнями отверстий, не оставалось сомнений, куда направлялась его добыча. Наверное, охотники уже дома. Во всяком случае, на равнине их не было видно.

Он завел «Саломею» в сосновый бор и дальше к горе приближался под покровом деревьев. Сквозь стволы деревьев ему было видно, как выстроившиеся в колонну фигуры направились через равнину на запад. Остановив «Саломею» за завесой игольчатых веток, он смотрел, как они проходят мимо. Поначалу он решил было, что это очередной охотничий отряд неандертальцев, но теперь с изумлением увидел, что по тропе бок о бок шагают неандертальцы и кроманьонцы. Собственно колонной шли кроманьонцы, причем там были и мужчины, и женщины – все голые и безоружные. По его прикидкам, их было около тридцати. Они шли в колонну по двое, а по обе стороны от них шагало с десяток неандертальцев, вооруженных копьями с каменными наконечниками.

Фаррел еще долго смотрел вслед колонне. Он многого не знал о своих доисторических предках, но одно ему было известно наверняка: у кроманьонцев не было в заводе заглядывать по-соседски к неандертальцам, и неандертальцы едва ли стали бы по-братски провожать кроманьонцев.

Может, те тридцать мужчин и женщин были пленниками, а неандертальцы их охраняли?

Отмахнувшись на некоторое время от загадки, он продолжил свой путь. Лес подступал совсем близко к южному склону. Отыскав у кромки деревьев подходящую лощинку, Фаррел завел «Саломею» поглубже в тень и решил отобедать. Остановив мамонтомобиль в удлиняющихся сумеречных тенях, он достал и активировал саморазогревающиеся консервы с курицей в кляре и картофелем и такую же упаковку кофе и за едой рассматривал подступы к горе.

Вдоль всего основания горы горели костры, вокруг которых сновали лохматые женщины в косматых шкурах. Приземистые и волосатые мужчины отрезали куски и полосы мяса с туш овцебыков, добытых охотничьим отрядом. Повсюду носились грязные детишки, путались у всех под ногами и всем мешали. Сцена была залита предвечерним светом, который подчеркивал наползающие с равнины тени, и все казалось размытым странной дымкой, которую Фаррел приписал поднимающемуся от костров дыму.

Он не увидел никаких следов мисс Ларкин. Скорее всего, ее упрятали в какую-то пещеру или же она лежит где-то связанная и ее не видно за дымом костров. Впрочем, был еще один вариант, но его рассматривать не хотелось. Пока не появятся свидетельства обратного, он будет считать, что она жива.

Кайнозойское солнце спустилось за далекие холмы и деревья, и небо на востоке украсилось первыми поблескивающими сережками ночи. Перед Фаррелом встал выбор: либо открыто подойти к горе в «Саломее» и попробовать напугать туземцев, либо оставить «Саломею» в лесу и попытаться спасти мисс Ларкин, не привлекая излишнего внимания. По зрелом размышлении он выбрал второй вариант – и не потому что не желал мозолить кому-то глаза, а потому что понимал, что при виде «Саломеи» пещерные люди бросятся искать укрытия в своих пещерах и уже оттуда начнут бросать копья. Если мисс Ларкин лежит где-то возле костров, она может пострадать, а если спрятана в пещерах, ему и подавно не удастся добраться до нее.

Он отвел «Саломею» подальше в лес и мысленно запрограммировал так, чтобы когда он спустится на землю, она закрыла за ним ухо-люк и втянула лесенку. Потом набрал на панели светомаскировки «ГРАНИТНЫЙ ВЫСТУП» и перевел переключатель в положение «Включено». Когда, наконец, он крадучись вышел из леса, ночь уже полностью вступила в свои права, и небо усыпали звезды. По счастью, ночь выдалась безлунная.

Он ожидал, что в нос ему ударит вонь пещер, но нет. Не уловил он и запаха от догорающих кухонных костров. В высокой жесткой траве он теперь полз по-пластунски. Внезапно его голова уткнулась в невидимую преграду. Когда он поднял руку, чтобы ее коснуться, то ощутил покалывание в пальцах.

Силовое поле!

Наверное, не стоило бы так удивляться. Но он удивился. Осторожно встав на ноги, он взялся исследовать барьер. Он поднимался выше его роста, выше, чем он мог достать рукой, и как будто шел полукругом от самого южного отрога горы до самого северного. Снова опустившись на четвереньки, он пополз вдоль барьера. Наконец, к немалому своему облегчению, он увидел мисс Ларкин. Она лежала связанная по рукам и ногам возле кухонного костра и как будто была невредима.

Поудобней устроившись в высокой траве, Фаррел достал из патронташа картридж электрошокера, удалил крошечный капсюль и высыпал электрокристаллы в ладонь. Опустошив так еще шесть картриджей, он ссыпал кристаллы в носовой платок и завязал концы узлом. Земля еще не просохла после недавнего дождя, во всяком случае, была еще достаточно сырой для его целей. Выкопав небольшую ямку, он положил туда свой узелок и присыпал травой.

Ужин закончился, и пещерные люди начали расходиться по своим жилищам на ночлег. Фаррел испугался было, что мисс Ларкин утащат в какую-нибудь пещеру, но обошлось. Похитители оставили ее лежать у костра под охраной заросшего бородой малого с такой физиономией, словно в нос ему ударил задним копытом овцебык. Одурев от огромного количества недоваренного мяса, которое успел сожрать, малый понемногу задремал, наконец его голова свесилась к узловатым коленям, которые он – на манер эмбриона – подтянул к волосатой груди.