Мохнатый мамонтомобиль, лежавший на боку в сосновом леске, как две капли воды походил на тот, в котором ехал сейчас Фаррел: точная копия доисторического мастодонта с блестящими бивнями-пушками, с виду – аутентичный до последнего волоска. Даже если бы Фаррел не шел по его четкому следу от самого плацдарма входа, все равно сразу понял бы, что это и есть транспортник двух сотрудников МПО, на поиски которых его отправили в верхний палеолит.

Хмурясь, он поглубже завел в лесок собственный мамонтомобиль, активировал выдвижную лесенку и спустился на землю. Убедившись, что электрошокер надежно закреплен в кобуре на правом бедре, он осторожно подошел к палеонтологическому транспортному средству. Похожий на косматую шерсть материал, покрывающий стальную обшивку, в некоторых местах был сорван, а на правой ляжке зияла пренеприятная дыра размером с серебряный доллар. Ухо-люк вскрыли изнутри, и его дверца сейчас жалко свисала на одной петле.

Вскарабкавшись по бивню-пушке к виску, Фаррел заглянул в кабину. И в этот момент в ноздри ему ударила едкая вонь. Вызвать ее могло только одно – выгоревшие аккумуляторные батареи. По всей очевидности то, что прожгло дыру в ляжке мамонтомобиля, достигло своей цели.

С возрастающим недоумением Фаррел протиснулся через люк в кабину. Панель управления, автоматический калькулятор ретрокоординат, панель светомаскировки – все приборы были разбиты вдребезги, судя по всему, каким-то тупым инструментом. Обивка двух глубоких кресел была порвана в клочья. Через люк позади кресел он пробрался в тесный жилой отсек.

Одеяла и простыни со спальных кушеток были сорваны, запирающийся холодильник вскрыт и опустошен, шкаф с запчастями опрокинут. В гардеробный отсек тоже вломились, повсюду валялась помятая и порванная одежда – по большей части женская.

Вандалы-подростки каменного века?

Сомнительно. Фаррел скорее бы поверил, что это дело рук взрослых – взрослых кроманьонцев. Небольшое число неандертальцев еще обитало в этих краях, но их племена были на грани вымирания.

Но это никак не объясняло дыру в обшивке палеонтологического транспортника.

Активировав карманный фонарик, чтобы рассмотреть кабину, Фаррел направил луч на самый дальний отсек, где полагалось находиться батареям. Батареи действительно перегорели, да так, что уже не починишь. По какой-то причине жар был настолько сильным, что местами они просто расплавились.

Вернувшись в рулевую кабину, он выбрался через ухо-люк и встал во весь рост на виске, чтобы осмотреться. Сосны были лишь одной из разновидностей флоры, покрывавшей огромное плато, которое со временем получит название Центрального Французского массива. К востоку от Фаррела уже вырастали новорожденные горы. К югу и западу плато тянулось в зеленеющие туманные дали. С севера обзор ему сейчас закрывали деревья, но он знал, что там поблескивает белизной отступающий ледник. Он прямо-таки на языке чувствовал сладкий и чистый холодок снега и льда.

Он всмотрелся в лесок. Там, вон там, что это – из теней торчит мужская ступня в ботинке?

Спустившись с массивной головы, он отправился взглянуть поближе. Теперь надо быть осторожнее – здесь могут быть саблезубые тигры. Или дикие псы. Или гигантский живущий на земле ленивец – милодон или какой-нибудь из мегатериев. А то и сам мистер Косматый Мамонт.

Ступня крепилась к ноге, нога – к туловищу, туловище – к голове. Затылок у головы был размозжен, а мозги извлечены.

Фаррел узнал в мертвеце профессора Ричардса – узнал по фотографии, которую показал ему чиновник МПО, отвечающий за спасательные операции. Господи ты Боже! Хотелось бы надеяться, что секретаршу профессора, мисс Ларкин, не постигла та же участь. Он обследовал весь лесок, но никаких следов ее не обнаружил. Возможно, те, кто напал на мамонтомобиль, взяли ее в плен.

Он никогда не встречался с мисс Ларкин лично, но тот же чиновник МПО, что показал ему фотографию профессора Ларкин, позволил ему просмотреть видеозапись резюме, которую мисс Ларкин подала в отдел кадров Международного палеонтологического общества и в результате которой ее немедленно приняли на работу. На видео она присматривала за соседскими детьми, занималась мелкими делами по дому, каталась на лыжах по девственно-белому склону, шла на работу в опрятном голубом костюме, печатала на машинке в большом офисном помещении, выступала в женском деловом клубе, посещала церковь – проще говоря, занималась разными похвальными делами, рисуя образ милой, порядочной, жизнелюбивой американки. На протяжении всей своей бурной жизни Фаррел мечтал встретить именно такую милую, порядочную, жизнелюбивую американку, и потому мысль о том, чтобы потерять ее как раз в тот момент, когда он почти нашел ее, казалась вдвойне невыносимой.

Бог ты мой! Он очень надеялся, что, взяв девушку в плен, неандертальцы не причинили ей вреда. Конечно, это были неандертальцы. А кто еще? Кроманьонцы тоже охотились на мамонтов, но размозжить череп и съесть мозги – явный почерк неандертальцев.

Наконец, на дальней опушке он различил отпечатки ее остроносых сапожек среди других следов, оставленных лапищами охотничьего отряда. Значит, ее все-таки захватили в плен, хотя он не мог взять в толк зачем. Мисс Ларкин, конечно, красотка с головы до пят, но представление мужчины о женских прелестях всегда определяется габаритами и телосложением женщин, которые его окружают, и средний неандерталец, вероятно, так же поддался бы чарам американской богини двадцать первого века, как Фаррел – чарам самки орангутанга.

Конечно, он понимал, что ему придется иметь дело не с одними только неандертальцами. Мустьерская эпоха подарила человечеству огонь, дубинку и копье с каменным наконечником, но, насколько ему было известно, тогда еще не изобрели орудие, способное повалить косматый мамонтомобиль. Без сомнения, тут не обошлось без третьих лиц – либо из временного периода самого Фаррела, либо из еще более позднего. По всей вероятности, именно эти третьи лица приказали захватить мисс Ларкин.

Перед тем, как покинуть лесок, он наспех похоронил профессора Ричардса и произнес несколько слов над могилой. Потом отправил отчет о случившемся в МПО по одностороннему радио своего мамонтомобиля. Из-за сопротивления временного потока потенциальным парадоксам он сумел попасть в прошлое не раньше, чем через три часа после прибытия первого мамонтомобиля. Времени он зря не терял, а следовательно, если охотничий отряд не задержался в леске надолго, он опережает его приблизительно на два часа. Он глянул на самоадаптирующийся хронометр. Десять минут четвертого. Скорее всего, он без труда нагонит врагов до темноты.

Один мертв, осталась еще одна, горько подумал он, выводя свой мамонтомобиль из леска и разворачивая его в сторону гор. И что вообще движет такими, как профессор Ричардс? Зачем треклятому идиоту понадобилось прыгать в верхний палеолит? Ну и что, что он откопал артефакт, не укладывающийся в Ориньякскую эпоху? Перед тем, как отбыть в прошлое, Фаррел осмотрел означенный артефакт и сам признал, что ни материал, из которого он был изготовлен, ни уровень мастерства не свойственны Ориньякской эпохе. И все равно: статуэтка, даже изысканно вырезанная, не стоит того, чтобы отправляться на тридцать тысяч лет вспять и выяснять, откуда она там появилась. Но, с другой стороны – чего он жалуется? Ведь без таких идиотов-палеонтологов профессиональные прошлоспасатели остались бы без работы.