—Нет-нет, я…

Профессора спас неожиданный звук, настолько неуместный здесь и сейчас, что все застыли в недоумении — стартовая мелодия телефона Nokia. Туру-ту-тум! — пропело у кого-то в кармане.

—Опа, мобильник включился! — танковый майор достал из кармана массивный телефон старой модели и удивлённо продемонстрировал светящийся экранчик с соединёнными руками. — А говорили, тут ни хрена не работает…

—Так зачем ты его брал тогда? — спросил кто-то из офицеров.

—Ну, мало ли, что говорят…

—Так запретили же брать лишнее?

—Вот ещё скажи, что у тебя во фляжке вода! Ишь, правильный нашёлся! Отъебись уже!

Олег не слушал их, он смотрел на Карасова. Трудно было поверить, но полковник, похоже, был в шоке. Он смотрел на часы, явно не видя никого и ничего вокруг, как будто ждал свой смертный час.

—Что случилось, полковник? — тихо спросил его Олег.

—Всё. Всё уже случилось. Не успеть, не отключить…

—Что не успеть?

—А ничего, — Карасов явно взял себя в руки и, хотя лицо его оставалось бледным, а лоб покрывала испарина, но голос уже не дрожал. — У вас, батюшка, есть около трёх минут, чтобы подготовиться к встрече с начальством.

—Внимание всем! — полковник говорил громко и жёстко. — Существует высокая вероятность, что примерно через три минуты под нашей жопой взорвётся тактический ядерный заряд. У вас есть время помолиться, или поматериться, или обосраться. Бежать поздно, укрываться в складках местности бессмысленно — там десять килотонн, а мы в эпицентре. Предупреждая вопросы — нет, отключить нельзя, отключается не здесь.

—Дурацкие у вас шутки, полковник… — неуверенно сказал танкист. — Не смешно…

—Как вам будет угодно, — пожал плечами Карасов. — Можете умереть, думая, что я пошутил — какая, к черту, разница. Две минуты.

Олегу отчего-то не было страшно. Слишком это… неожиданно, что ли? Трёх минут, чтобы осознать, что твой смертный час пришёл, либо много, либо мало. Это или понимаешь в мгновенном выбросе адреналина — например, увидев несущуюся навстречу машину, или долгими днями тяжкого принятия — как при диагнозе «рак». Человек не может жить в ожидании смерти, это неестественно. Ему пришлось бы начинать с детства, в тот момент, когда дети узнают, что все умрут, и они тоже. Но это знание почти никогда не влияет на дальнейшую жизнь — и это либо большое благо, либо ужасное зло. Наверное, если бы люди жили вот так, с непрерывно тикающим таймером, это было бы совсем другая жизнь. Но лучше она была бы или хуже?

—Минута, — сухо сказал Карасов.

Все неловко переминались с ноги на ногу, не зная, что предпринять, и стараясь не глядеть друг на друга. Танкист зачем-то крутил в руках злосчастный мобильник, один из офицеров пытался закурить, но зажигалка не срабатывала, и он её бессмысленно и злобно тряс, щёлкая снова и снова. В конце концов, кто-то сунул ему спички и он, поблагодарив кивком, почему-то убрал их в карман вместе с сигаретой, так и не прикурив. Профессор тоскливо и неотрывно смотрел на Карасова, Карасов смотрел на часы.

В социуме предусмотрено множество моделей поведения — когда вас приглашают на ужин, когда вас распекает начальство, когда вы становитесь объектом агрессии и когда объектом любви — на все это есть готовые наборы типовых реакций, которые мы усвоили с детства через подражание взрослым, книги и кинематограф. Но увы, поведенческий паттерн «а сейчас, ребята, мы все умрём» не получил широкого распространения — вероятно, его просто некому было передать дальше. Во всяком случае, в истерике никто не бился: помирать так помирать — дело военное.

—Бум, — так же спокойно сказал Карасов. — Не сработало. Не знаю, по какой причине, но мы живы. Непорядок, надо разобраться.

Все облегчённо задвигались и загомонили, перебивая друг друга. Кажется, некоторые всё-таки решили, что это была такая странная шутка, но Олег был уверен — Карасов знал, что говорил. Шутник из него точно был никакой. Значит, бомба была — да что там, она и сейчас есть. Просто не взорвалась. Но она никуда не делась, и об этом стоит помнить.

—А ну, отставить базар! — скомандовал полковник. — Мне нужна мангруппа и прямо сейчас. Танкисты, что у нас с техникой и личным составом?

—Техника в порядке, как вчера выстроили, так и стоит, — доложил майор. — С личным составом хуже — мехводов три человека осталось, ещё пара так-сяк умеют, но… Полных экипажей не наберём, но три-четыре танка есть кому вести.

—Отставить, танки мне пока ни к чему. Готовьте маталыгу и один грузовик — пойдём налегке. Капитан — отберите десять человек с хорошей подготовкой для группы прикрытия. Да — и достаньте уже со склада рации, раз такое дело. Гилаев — ко мне!

К удивлению Олега, Гилаев, который ещё утром лежал чуть живей трупа, пришёл, хоть морщась и потирая грудь, но своими ногами. Он не выглядел здоровым, но и на тяжелораненого не тянул.

—Гилаев, выдвигаемся на главную базу. Возьми всё, что нужно. Майор — готовить танковую группу к выдвижению по основному плану. Наберёте четыре экипажа — значит пойдут четыре, пусть даже неполных. Остальным — ждать возвращения мангруппы, не расслабляться. Что смотрите? По машинам!

Утренний город был мертвенно пуст, и маленькая колонна из гусеничного бронированного тягача МТЛБ и тентованного военного «Урала» двигалась в ровном темпе, задаваемом неспешной «маталыгой». Борта тента на грузовике были подвёрнуты вверх и в кузове сидели, нервно ощетинившись оружием, десяток стрелков. Пустота брошенного города давила на психику, откуда-то сильно несло гарью, бессонная ночь натянула нервы так, что полковник опасался беспорядочной стрельбы по теням. Во всяком случае, пулемётчик, управляющий поворотной башней МТЛБ, явно дёргался, почём зря водя стволом то вправо, то влево. В ночном бою непривычные к рукопашной мехводы пострадали сильнее прочих. Полковник решил оставить уцелевших для танковой группы, и сам сел за рычаги, а на командирском месте, оно же место стрелка-пулемётчика, сидел сержант-контрактник. Профессора отставили трястись в десантном отсеке вместе с раненым Гилаевым.

—Что там, Елфимов? — недовольно окликнул стрелка Карасов. — Чего пулемёт дрочишь?

—Собаки, тащполковник, — откликнулся сержант, — так и мечутся по углам… Опа, а это чо за хуйня?!!

Заголосила рация:

—Внимание, маталыга! Цель! Цель на десять! Вверху, вверху, смотрите на крышу! — голос был на грани истерики. — Пулемётчик, твою мать, ты уснул там?

Карасов перевёл взгляд и увидел, как с крыши трехэтажного старого здания почты на дорогу спрыгивает инсектоид. При свете дня он казался ещё страшнее — нелепое, невозможное существо, состоящее, кажется, из одних острых граней. Без малейшего видимого усилия самортизировав голенастыми ногами прыжок с третьего этажа, тварь кинулась прямиком к мангруппе, покрывая каждым прыжком метров десять. К счастью, она ошиблась, атаковав не открытый грузовик, а бронированный транспортёр — полковник едва успел захлопнуть крышку люка, как по броне заскрежетало, будто огромным консервным ножом. Сержант припал к перископическому прицелу и, матерясь, закрутил башню, пытаясь поймать цель стволом ПКТ, но все произошло слишком быстро. Тварь, среагировав на движение, вцепилась в защитный кожух ствола и начала его отдирать, сгибая сталь как домкратом. Карасов резко дёрнул на себя ручку левого фрикциона, пытаясь сбросить её с брони, но безуспешно.