В связи с эпизодом ареста начальника полиции Клебер в «Докладе» приводит довольно любопытную историю. У Мустафа- ага в доме скрывались восемь французских солдат с сержантом Кламом (Klam) во главе. Обнаруженные повстанцами, они сами атаковали их, положив нескольких на месте и заставив остальных держаться на расстоянии. Более 1 лье (около 5 км) отважная восьмерка шла по улицам города до Цитадели, преследуемая неприятелем. Трое из ее числа получили ранения, но с помощью товарищей добрались до своих. Столь чудесное спасение, вероятно, стало возможным не только благодаря хладнокровию и боевой выучке французских военных, но в немалой степени и тому, что в самом начале восстания жители Каира еще испытывали перед ними трепет, который с накоплением боевого опыта вскоре пройдет. Обретение же такого опыта не заставило себя ждать.

О том, когда именно турецким и мамлюкским военачальникам удалось взять под контроль стихию народного бунта и направить ее против французских войск - в день начала восстания 20-го или уже 21 марта, сведения источников разнятся. По словам автора «Доклада» и ат-Турка, это произошло уже в первый день восстания. Мишо утверждает, что бои на площади Азбакийя начались только в пятницу 21-го. Однако, если учесть, что отправленный Клебером из Эль-Ханка отряд генерала Лагранжа прибыл в главную штаб- квартиру 21 марта после полудня, когда бои в городе шли уже два дня, предпочтение явно следует отдать первой версии и датировать начало военных действий в городе 20 марта.

Здание главной штаб-квартиры Восточной армии было удачно расположено для обороны. С востока оно выходило на площадь Азбакийя, представлявшую собою открытое, хорошо простреливаемое пространство. С севера приблизиться к дворцу можно было лишь через Коптский квартал, оказавшийся для повстанцев, как мы увидим далее, непреодолимой преградой. С запада дворцовый сад выходил на открытую сельскую местность. Наиболее доступным для атакующих был подход с юга, через квартал больших, богатых домов на площади Азбакийя. Однако некоторые из этих зданий, и прежде всего наиболее значительные из них - штаб инженерных войск и резиденция генерала Рейнье, были также заняты французской пехотой. Как только началось восстание, французы принялись спешно укреплять свои позиции, используя подручные материалы. У выходивших на площадь Азбакийя ворот дворца был для защиты от пуль устроен импровизированный бруствер из сваленных в кучу матрасов и подушек (в дальнейшем его заменят грунтовым бруствером), за которым поставили артиллерийское орудие. Улицу, ведущую к штаб- квартире с юга, перекрыли баррикадой.

Восставшие не решились наступать на главную штаб-квартиру по открытому пространству площади, а, как отмечает Мишо, попытались подобраться к ней через жилые кварталы с севера и юга:

«Дом главнокомандующего стал убежищем, где все остававшиеся в Каире французы укрылись в ночь перед сражением при Матарии. Враг, овладев городом, захотел выбить французов также из этого здания. Сначала он попытался занять дома, окружавшие площадь: от дома генерала Рейнье до штаб-квартиры и от него же в обход всей площади до самого Казначейства».

Южнее штаб-квартиры наступающие наткнулись на упомянутую баррикаду и, по словам Мишо, потеряли в бою одного из военачальников - кашифа.

На другой день, 21 марта, бои возобновились с новой силой. Насуф-паша, по свидетельству ал-Джабарти, в пятницу с утра отправил людей в деревню Матария, откуда днем ранее бежал от Клебера, и они привезли в город три брошенные там турецкие пушки: французы оставили их на поле боя, заклепав стволы. Орудия исправили, после чего восставшие направились с ними к площади Азбакийя:

«Тогда Насиф-паша встал, засучил рукава, подпоясался и двинулся вперед. Его сопровождали пешком мамлюкские беи. Впереди волокли три пушки. Установив их в ал-Азбакийе, открыли огонь по дому ал-Алфи, в котором находился отряд французских солдат. Те открыли ответный огонь из пушек и ружей. Бой продолжался весь день и утих только к вечеру».

Заметим, правда, что французские источники фиксируют начало применения повстанцами артиллерии тремя днями позднее - 24 марта.

Севернее штаб-квартиры повстанцам преградили путь жители Коптского квартала. Ими руководил один из наиболее влиятельных лидеров коптской общины Муалем Якуб Сайиди. До прихода Восточной армии он, как сообщает ат-Турк, служил секретарем у мамлюкского предводителя Сулейман-бея, но затем перешел к французам и в составе корпуса генерала Дезе участвовал в покорении Верхнего Египта: «Это был храбрый в бою человек, надежный, как скала. Очень богатый, он накопил много оружия и возглавил оборону». Практически в тех же выражения о нем отзывается и ал- Джабарти - редкий для имеющихся у нас источников случай полного совпадения оценок: «Что касается Йакуба, то он, собрав солдат и много оружия, укрепился в своем доме на Дарб ал-Васи, в районе ар-Рувайи и в своей крепости, которую он соорудил после первого сражения [после Первого Каирского восстания 1798 г.]».

Трагизм положения французов, оборонявшихся в главной штаб- квартире, усугублялся тем, что и на второй день осады они всё еще ничего не знали об исходе генерального сражения: если бы Клебер потерпел неудачу, помощи им ждать было бы неоткуда. Ат-Турк, который, судя по его подробному описанию происходившего во дворце Алфи-бея, находился в главной штаб-квартире, так передает драматизм ситуации:

«Эти два дня, четверг и пятница, оказались очень тяжелыми для обитателей [дома на площади] Азбакийя, осажденных тысячами разъяренных людей. Они и впрямь полагали, что настал их последний час. Восемьдесят солдат, составлявших охрану [дома] главнокомандующего, сдерживали ожесточенный натиск, будучи окружены со всех четырех сторон. Отчаявшись, они уже обсуждали, как в ночь с пятницы на субботу укрыться во дворце Каср эль-Айни, чтобы затем переправиться на другой берег [Нила] в Гизу. Однако после полудня к ним прибыл кавалерист, который сообщил, что следом за ним движутся еще триста кавалеристов, что армия великого визиря бежит в Газу и что французские войска мало- помалу вскоре будут возвращаться в столицу. Эта весть обрадовала их и воодушевила».

Строго говоря, за гонцом, принесшим добрую весть, следовало не 300 кавалеристов, а сводный отряд пехоты под командованием генерала Лагранжа, отправленный Клебером в Каир из лагеря в Эль- Ханка, примерно 1200 чел. с четырьмя орудиями. Муаре, офицер 75-й полубригады, попавший в отряд Лагранжа, так описывал их переход:

«Едва мы прибыли на [равнину] Куббэ, как увидели направляющуюся к нам многочисленную кавалерию. Вместо того чтобы развлечься, сразившись с нею, мы постарались от нее уклониться и продолжили свой путь к Каиру. Однако она наскакивала на нас, и мы были вынуждены время от времени отбрасывать ее ружейным огнем. Это неудобство не помешало нам прибыть в главную штаб-квартиру в три часа пополудни».

Прибытие Лагранжа оказалось как нельзя вовремя и фактически спасло защитников главной штаб-квартиры, что признает в «Докладе» и Клебер:

«Основной целью Насуф-паши был захват главной штаб-квартиры, но он не смог этого сделать: двести французов выдержали небывалую осаду против объединенных сил мамлюков, османов и мятежников. Они [французы] даже заняли несколько соседних домов, откуда их стали активно теснить, когда показалась колонна генерала Лагранжа, прибывшая из Эль-Ханку. Перед ней появился отряд в 4 тыс. кавалеристов, как османов, так и мамлюков. Генерал Лагранж построил свои четыре батальона в каре и приготовился встретить атаку. Ружейный огонь и несколько артиллерийских выстрелов рассеяли нападавших. Наши войска продолжили марш, и около двух часов пополудни 30-го [вантоза (21 марта)] генерал Лагранж вступил в штаб-квартиру. Он оказал помощь столь же необходимую, сколь и неожиданную, и принес первую весть о победе [при Гелиополисе]».