и язычниками". В декабре 1912 г. Меллен и Морган выпустили резкий пресс-релиз, в котором обвинили Брандейса в попытке подорвать доверие к "Нью-Хейвену". Но Брандейс завоевывал новых клиентов, и Меллен был обвинен федеральным большим жюри по антимонопольному делу. Он отказался от иммунитета, видимо, надеясь избавить Пирпонта от необходимости получать повестки в суд во время расследования Pujo. Отчет Пуджо еще больше укрепил аргументы Брандейса против Моргана и New Haven. Так обстояли дела после смерти Пирпонта.

То, что грехи Пирпонта будут возложены на Джека, стало очевидным 12 июня 1913 г., когда в результате столкновения рейса New Haven на станции Стэмфорд погибли семь пассажиров. Новый генеральный прокурор Вильсона Джеймс К. Макрейнольдс уже готовил гражданские и уголовные иски против New Haven, и обстановка располагала к активизации кампании "разрушителей доверия". 9 июля Комиссия по межгосударственной торговле опубликовала отчет с критикой финансового управления New Haven и рекомендацией лишить New Haven троллейбусных и пароходных активов. Наступил переломный момент в истории Моргана. Как банкир эпохи баронства, Пьерпонт должен был упрямо стоять рядом с Мелленом, изрыгая ярость. Но Джек заменил своего отца в совете директоров железной дороги. Прислушавшись к предупреждению ICC, он сместил Меллена, обойдя при этом остальных членов совета директоров. Дело не в том, что Джек испытывал какие-то идеологические симпатии к государственному регулированию: он был таким же яростным сторонником этой темы, как и его отец. Но в тактическом плане он был более примирительным - скорее банкиром дипломатического века. На место Меллена совет директоров New Haven пригласил Говарда Эллиотта из Northern Pacific.

Нью-Хейвен всегда был больной темой для Морганов, которые считали себя благодетелями Новой Англии. Пьерпонт был гордым президентом Общества Новой Англии. Его внук Гарри Морган позже говорил, что Пьерпонт "был настолько предан региону", что у него было "слепое пятно, когда речь шла о Новой Англии и месте Нью-Хейвена в ней". Столкнувшись с хором критики, Джек попытался защитить своего покойного отца, утверждая, что в последние годы жизни тот проводил половину своего времени за границей и не мог нести ответственность за эксцессы железной дороги. Однако из телеграмм Джека следует, что Пирпонт поддерживал связь с Нью-Хейвеном по всем вопросам. Он мог галдеть на Ривьере или плавать по Нилу, но он следил за делами железной дороги. В 1910 г. Меллен хотел расширить территорию "Нью-Хейвена" до недавно построенного Пенсильванского вокзала на Манхэттене. Почувствовав угрозу конкуренции со стороны другого своего подопечного - Нью-Йоркской центральной железной дороги, Пирпонт пригрозил уйти в отставку, если Меллен будет упорствовать. По всему пути из Рима он кричал: "Можете передать К. С. Меллену от меня, что если он будет упорствовать в предложенной политике, то, по моему мнению, совершит ошибку в своей жизни". Пьерпонт был далек телом, но не духом.

Даже после назначения Говарда Эллиотта на New Haven продолжали происходить ужасные истории. В сентябре 1913 г. в результате очередного крушения, произошедшего недалеко от Нью-Хейвена, погиб двадцать один пассажир, а сорок мальчиков, возвращавшихся из летнего лагеря, оказались в ловушке. Отчет ICC возложил вину на Моргана и Меллена. Затем, в качестве последнего унижения для банка, обремененный долгами New Haven впервые за сорок лет пропустил выплату дивидендов в декабре. Это была классическая акция "вдовы и сироты", и тысячи мелких инвесторов потеряли свои доходы еще до Рождества. То ли от стыда, то ли от злости, то ли желая избежать вины, и Джек Морган, и Джордж Ф. Бейкер пропустили собрание, на котором было проведено историческое голосование. Генеральный прокурор МакРейнольдс все еще дышал в затылок совету директоров Нью-Хейвена, в котором, по его мнению, преобладали банкиры. Люди Моргана понимали, что их обошли с фланга. "Вся ситуация отвратительна, - писал Гарри Дэвисон Джеку, - но надо признать, что Брандейс и другие сейчас на слуху у президента и генерального прокурора". Джек сказал Дэвисону, что он уйдет из совета директоров Нью-Хейвена, за исключением того, что это может быть расценено как подтверждение нападок Брандейса на него и его отца.

Во время полемики в Нью-Хейвене было еще одно важное событие, которое так и не стало достоянием гласности. Осенью 1913 г. Брандейс опубликовал в журнале Harper's Weekly свою влиятельную статью "Деньги других людей и как банкиры их используют". В его критике "Кодекса джентльмена-банкира" утверждалось, что банкиры в советах директоров корпораций привносят непотизм и двойные сделки. В результате этих статей Том Ламонт решил применить свою новую пиар-политику, предусматривающую частные встречи с критиками банков. Через Нормана Хэпгуда, редактора журнала Harper's Weekly, он организовал частную беседу с Брандейсом в декабре 1913 г. в Университетском клубе на Пятой авеню. Сохранилась стенограмма этой встречи.

Представим себе антагонистов, когда они расположились в креслах. Молодой Брандейс, говоривший с кентуккийским говором, обладал широким лицом, большими ушами-кувшинами, мощными плечами и горящими глазами. Ламонт был невысок и элегантен, в его взгляде читалось пристальное, настороженное любопытство, а под обаянием скрывалась жесткость. Уверенный в своих силах убеждения, Ламонт был так же изыскан с незнакомцами, как Джек - с неловкими. На встрече с Брандейсом мы видим, как он становится главным имиджмейкером и идеологом Дома Морганов.

Ламонт назвал веру Пьерпонта в Чарльза Меллена достоинством: "Мистер Морган обладал той большой натурой, которая заставляла его почти слепо верить в человека, когда он однажды утвердился в этом". Он повторил догму Моргана о том, что банкиры несут ответственность перед вкладчиками и должны входить в советы директоров, чтобы защищать их интересы. На это Брандейс ответил: "За пределами совета директоров вы можете быть точно так же полностью в курсе дел и информированы, как и в совете директоров". Ламонт, казалось, был застигнут врасплох. Вместо того чтобы заставлять банкиров договариваться с клиентами о частных сделках, Брандейс выступал за открытые конкурентные торги при размещении ценных бумаг. По словам Ламонта, это прекрасно работало в хорошие времена, когда инвесторы охотно принимали новые эмиссии, но оставляло компании на произвол судьбы в плохие времена, когда инвесторы начинали опасаться. Эти споры будут звучать на протяжении сорока лет.

И Ламонт, и Брандейс старались казаться дружелюбными, хотя Брандейс был более настойчив, радуясь возможности встретиться со своим противником лицом к лицу. Через некоторое время стало ясно, что оба мужчины крутятся вокруг чего-то невысказанного - а именно, вокруг мифической власти Моргана, убежденности на Уолл-стрит в том, что если в совете директоров банка есть один директор, то он может диктовать всем остальным. Ламонт был измучен упоминаниями об этой власти вскользь и в конце концов столкнулся с