Я переписываю текст в свой блокнот. За окном Эйфелева башня в каскаде мечущихся огней. Наконец я слышу громкий последний взрыв, и все медленно погружается в темноту. Представление закончено. По моим оценкам, на то, чтобы вырваться из толпы в саду Трокадеро и вернуться в отдел, требуется около получаса.

Сосредотачиваюсь на склеенных документах.

Многие из них неполные или бессодержательные, их смысл остается интригующе непонятным. Мне внезапно кажется безумием пытаться вложить какой-то глубокий смысл в подобный мусор – чем мы лучше древних жрецов, которые определяли политику, изучая внутренности животных? У меня в глазах словно песок. Я сидел у себя в кабинете без еды с полудня. Вероятно, поэтому, увидев критически важный документ, я поначалу упускаю его значение и перехожу к следующему. Но что-то цепляет меня, и я возвращаюсь к нему.

Это короткая записка, написанная аккуратным почерком черными чернилами на линованной белой бумаге, разорванная на двадцать кусочков, часть из которых отсутствует. Автор предлагает продать Шварцкоппену «секрет бездымного пороха». Подписана она «Ваш преданный Дюбуа» и датирована 21 октябрем 1894 года – две недели спустя после ареста Дрейфуса.

Чуть глубже в папке я нахожу документ, написанный двумя днями позднее: Дюбуа опять адресуется немецкому атташе:

Шварцкоппен, похоже, не предпринял никаких ответных шагов по письму. Да и с какой стати? Письмо довольно эксцентрично, и я думаю, он мог бы зайти в любой бар в любом гарнизонном городке во Франции и приобрести патрон к «винтовке Лебеля» по цене кружки пива.

Но меня интересует имя подписавшего. Дюбуа? Я уверен, что несколько секунд назад видел это имя. Возвращаюсь к стопке писем от Паниццарди Шварцкоппену. «Моя прекрасная девочка…», «Моя маленькая зеленая собачка…», «Твой преданный гомик второго класса…», «Дорогой верхний гомик…» Вот оно: записка от 1893 года, в которой итальянец сообщает Шварцкоппену: «Видел Дюбуа».

К письму приложена ссылка на папку. У меня уходит еще несколько минут, чтобы разобраться в системе Гриблена и найти упомянутую папку. В ней обнаруживается короткий доклад, адресованный полковнику Сандерру и написанный майором Анри, он датирован апрелем 1894 года и касается возможной личности, скрывающейся за псевдонимом Дюбуа, который предоставил немцам и итальянцам «архитектурный план Ниццы». Анри предполагает, что это некий Жак Дюбуа, печатник, который работает на фабрике, выполняющей работы для военного министерства: вероятно, он же предоставил немцам крупномасштабные рисунки укреплений в Туле, Реймсе, Лангре, Нёфшато и других. Готовя печатную машину к запуску, он легко может сделать несколько пробных отпечатков для себя. «Я разговаривал с ним вчера, – сообщает Анри, – и обнаружил, что это жалкий тип, фантазер с криминальным складом довольно ограниченного ума. Он не имеет доступа к секретным материалам. Переданные им планы имеются в общем доступе. Рекомендации: необходимости в дальнейших действиях нет».

Значит, вот оно: «Д.» – не Дрейфус, а Дюбуа.

«Прикажите мне расстрелять человека, и я сделаю это…»

Я тщательно переписываю источник каждого документа и место нахождения папки и теперь приступаю к кропотливому занятию по укладке документов обратно. У меня уходит минут десять на то, чтобы вернуть все на прежние места, запереть шкафы, протереть поверхности стола. Заканчиваю я в начале одиннадцатого. Я кладу ключи Гриблена в ящик стола, становлюсь на колени и приступаю к трудной задаче запирания замка. Чувствую, как бегут минуты, пока я манипулирую двумя тонкими металлическими отмычками. Руки у меня неловкие от усталости и скользкие от пота. По какой-то причине мне кажется, что запереть замок гораздо труднее, чем открыть его. Наконец мне это удается. Я выключаю свет.

Остается только запереть дверь в архив. Я все еще стою на коленях в коридоре, вожусь с дисками, когда мне кажется, что я слышу хлопок двери внизу. Замираю, прислушиваюсь. Никаких подозрительных звуков. Вероятно, послышалось. Я возобновляю неудачные попытки. Но потом отчетливо слышу скрип ступеней на площадке второго этажа, кто-то поднимается по лестнице в архив. Я почти закончил с последним диском, и мне не хочется бросать начатое. И только когда скрип ступеней становится громче, понимаю, что время мое истекло. Я кидаюсь к противоположной стене, пробую ближайшую дверь – заперта, – пробую следующую, она открывается, и я проскальзываю внутрь.

Прислушиваюсь к медленным, осторожным шагам по коридору. В зазоре между дверью и косяком вижу Гриблена. Бог ты мой, есть ли у этого несчастного что-нибудь еще, кроме работы. Он останавливается перед дверью архива и вытаскивает ключ. Вставляет его в замочную скважину и пытается повернуть. Лица его я не вижу, но замечаю, как цепенеют его плечи. Что такое? Архивист нажимает на ручку и осторожно приоткрывает дверь. Внутрь он не входит – стоит на пороге, прислушивается. Потом распахивает дверь, включает свет и входит внутрь. Я слышу, как он проверяет ящики своего стола. Несколько секунд спустя Гриблен выходит в коридор и смотрит в одну сторону, в другую. Он должен выглядеть нелепой маленькой фигурой – крохотный тролль в темном костюме. Но почему-то таким не кажется. В нем есть что-то зловещее, когда он стоит там, встревоженный и подозрительный, – этот человек для меня опасен.

Наконец – предположительно, уверившись в том, что он как-то не так запер замок, – Гриблен возвращается в архив и закрывает дверь. Я жду еще десять минут. Потом снимаю туфли и в носках, на цыпочках прохожу мимо его лежбища.

Возвращаясь в свою квартиру, я останавливаюсь посреди моста и бросаю футляр с отмычками в Сену.

В течение нескольких следующих дней царь посещает Нотр-Дам, именует новый мост в честь своего отца, обедает в Версале.

Пока он занимается своими делами, я занимаюсь своими.

Я перехожу на другую сторону улицы, чтобы встретиться с полковником Фуко, который вернулся из посольства в Берлине, чтобы присутствовать во время визита гостей из России. Мы обмениваемся любезностями, потом я спрашиваю его:

– Вы встречались с Рихардом Куэрсом после той встречи, что мы организовали в Базеле?

– Да, он пришел и горько сетовал. Как я понял, ваши офицеры решили задать ему трепку. Кого, черт возьми, вы прислали?

– Моего заместителя, майора Анри, моего офицера капитана Лота и двух полицейских. А что случилось? Что вам говорил Куэрс?