– Он сказал, что поехал с хорошим настроением, чтобы рассказать о том, что ему известно о немецком агенте во Франции, но, приехав в Швейцарию, почувствовал, что его принимают за лжеца и выдумщика. Особенно отличался один французский офицер – толстый, краснолицый, – который запугивал его, все время прерывал, давал понять, что не верит ни одному его слову. Насколько я понимаю, это была выработанная тактика?

– Я об этом не знаю. Ничего не знаю.

Фуко изумленно смотрит на меня:

– Ну, намеренно это было сделано или нет, но больше Куэрс на контакт с вами не выйдет.

Отправляюсь к Тону в управление уголовной полиции.

– Я по поводу вашей поездки в Базель, – говорю я.

На его лице сразу появляется обеспокоенное выражение. Тон не хочет, чтобы у кого-то из-за него были неприятности. Но мне ясно, что та поездка не дает ему покоя.

– Я не буду ссылаться на вас, – обещаю я ему. – Просто расскажите мне, что происходило.

Долго уговаривать его не приходится. Он, похоже, рад снять груз с души.

– Вы помните изначальный план, полковник? – спрашивает Тон. – Он был проработан от и до. Я проводил Куэрса с немецкого вокзала до собора, увидел, как он вступил в контакт с моим коллегой Вюлекаром, потом проводил обоих до «Швейцерхофа», где наверху его уже ждали майор Анри и капитан Лот. После этого я вернулся в бар на вокзале и стал ждать. Часа, кажется, три спустя неожиданно появился Анри и заказал выпивку. Я спросил у него, как идут дела, и он ответил: «Я уже наелся этим выродком – вы же знаете его манеру, – узнать от него ничего невозможно, готов поставить на это месячное жалованье». Я у него спросил: «А что вы так рано вернулись?» А он ответил: «Ну, я изображал большую шишку, делал вид, что выхожу из себя, а потом вообще ушел. Оставил его с Лотом: пусть парень попытается!» Я, конечно, был разочарован и потом спросил: «Вам известно, что я давно знаю Куэрса? Известно, что он любит абсент? Он вообще большой любитель выпивки. Может быть, следовало подойти к нему с этой стороны. Если у капитана Лота ничего не получится, хотите – я могу попробовать?»

– И что на это ответил майор Анри?

Тон продолжает довольно достоверно изображать Анри.

– «Нет, – говорит он, – не стоит оно того. Забудьте об этом». В шесть часов капитан Лот закончил свой разговор и пришел на вокзал, и я снова обратился к Анри: «Послушайте, я хорошо знаю Куэрса, почему бы вам не позволить мне пригласить его на выпивку?» – Но он повторил то, что говорил прежде: «От него никакого толку. Мы здесь попусту теряем время». Потом мы сели на ночной поезд в Париж, на этом дело закончилось.

Вернувшись в свой кабинет, я завожу досье на Анри. У меня нет ни малейших сомнений: Анри – тот самый человек, который сфальсифицировал дело Дрейфуса.

Ни статистический отдел, ни даже военное министерство не специализируются на раскрытии шрифтов. Этим занимается команда из Министерства иностранных дел, в ней всего семь человек, а возглавляет ее гениальный майор Этьен Базери. Майор знаменит тем, что взломал Великий шифр Людовика XIV и раскрыл тайну Железной Маски. Он точно соответствует представлениям об эксцентричном таланте – неухоженный, резкий, забывчивый. К тому же попасть к нему не так-то легко. Дважды прихожу я на набережную д’Орсе под предлогом другого дела и пытаюсь найти Базери, но его люди говорят мне, что никто не знает, где он. И только в конце месяца нахожу я майора в его кабинете. Он сидит за столом с отверткой в руках и цилиндрическим шифровальным устройством, разобранным на части, которые лежат вокруг. Теоретически я старше его по званию, но Базери не отдает честь и даже не встает – он никогда не верил в звания, как не верит в стрижку или бритье и даже, судя по атмосфере в его кабинете, в мытье.

– Дело Дрейфуса, – говорю я ему. – Телеграмма от итальянского военного атташе майора Паниццарди, отправленная в Генеральный штаб в Риме второго ноября тысяча восемьсот девяносто четвертого года.

Базери смотрит на меня, прищурившись за грязными очками:

– И что?

– Вы ее расшифровывали?

– Да. Девять дней потратил. – Он возвращается к своей машине.

Я достаю блокнот и распахиваю его. На одной странице – закодированный текст, который я скопировал из папки в архиве, на другой – расшифровка рукой Гонза:

– Это ваша расшифровка? – Я показываю текст Базери.

Он смотрит на запись. Тут же его глаза загораются от ярости.

– Бог ты мой, вы там никогда не успокаиваетесь? – Он отталкивает стул, проходит по кабинету и, распахнув дверь, кричит: – Бийкок! Принеси мне телеграмму Паниццарди! – Потом поворачивается ко мне. – Раз и навсегда, полковник, там написано не то, и сколько ни желай, чтобы там было написано иное, оно не изменится.

– Постойте! – Я поднимаю руку, чтобы успокоить его. – За этим, очевидно, стоит какая-то неизвестная мне история. Я хочу, чтобы у меня не осталось никаких сомнений: вы говорите, что здесь неточная передача расшифрованной вами телеграммы?

– Единственная причина, по которой мы потратили на это девять дней, состояла в том, что ваше министерство никак не хотело верить фактам!

Молодой, нервозного вида человек, предположительно Бийкок, приносит папку. Базери выхватывает ее у него, распахивает.

– Вот она, видите, – телеграмма в оригинале. – Он показывает ее мне. Я узнаю почерк итальянского атташе. – Паниццарди отнес ее в телеграфное бюро на проспекте Монтень в три часа ночи. К десяти, благодаря нашей договоренности с телеграфной службой, она была здесь, у нас в отделе. К одиннадцати полковник Сандерр стоял ровно на том месте, на котором сейчас стоите вы, и требовал, чтобы мы ее расшифровали в крайне срочном порядке. Я ему сказал, что это невозможно, что это шифр повышенной сложности, нам никогда не удавалось взламывать такие шифры. «А если вам гарантируют, что здесь есть некое слово?» – спросил он. Я ему ответил, что тогда дело другое. И он назвал это слово: «Дрейфус».

– А откуда ему было известно, что Паниццарди упоминает Дрейфуса?

– Должен согласиться, это было очень остроумно организовано. Сандерр сказал мне, что предыдущим днем он организовал утечку этого имени в газеты, оно называлось как имя человека, подлежащего аресту за шпионаж. Он говорил, что тот, кто использует Дрейфуса, должен был запаниковать и сообщить своему начальству. Когда его люди, следившие за Паниццарди, доложили, что тот в три ночи ходил на телеграф, полковник Сандерр, естественно, решил: его тактика сработала. Но, к сожалению, когда мне удалось расшифровать послание, оно оказалось совсем не таким, какое требовалось ему. Можете прочитать сами.

Базери показывает мне телеграмму: расшифровка написана под цифрами закодированного текста.