Была, разумеется, подстраховка. При таком повороте он долженбыл вызвать совершенно неизвестного ему «Егеря» и произнести условленную фразу.И представления не имел, что за механизм приведет этим в действие, какие силыбудут задействованы и каким образом затушевано случившееся. Но знал одно – вэтом случае друг Ванюша не получит ни процентов с дела, ни обещанной помощи.Чем бы ни был вызван провал, налетом или аварией, независимо от финала этостанет в а ш и м провалом. Таковы условия игры.

А потому за эти несколько часов, проведенные в сторожкесклада наедине с рацией, он выкурил две свои обычные суточные нормы и выхлесталчуть ли не чайник кофе, так что во рту воцарился устойчивый вкус сухого веника,а сердце уже не раз трепыхалось так, словно теряло вдруг опору и зависало натонкой ниточке. Т а к о г о в его жизни еще не было, хоть он и считал прежде,что привык ко всему. Но он ни к кому не питал злости – в конце концов, никто невтягивал силой в эти игры, выбор делаешь сам, и некого потом винить…

Чем ближе к Лиде продвигался «Удав», тем беспокойнеестановилось на душе, хотя по логике вроде бы полагалось наоборот. Сунув рацию вкарман, он выходил под темнеющее вечернее небо и, стараясь двигаться медленнее,прохаживался вокруг крохотного кирпичного строеньица с широким окном, отрешенноблуждая взглядом по окаймлявшим периметр складам с пристроенными к широкимворотам навесами, желтому болгарскому автопогрузчику, возвышавшемуся в самомцентре складской территории бараку со стенами из высоченных металлическихпрутьев и сплошной крышей, гирляндам прожекторов на высоких стойках, уходящимвдаль рельсам. Здоровенная чепрачная овчарка, хорошо его знавшая, бесшумнобродила поодаль, нервничая от общего настороженного настроения, – собакипрекрасно улавливают такие вещи. Его ребята, торчавшие там и сям, внешнейнервозности не проявляли, но прекрасно знали, что шеф самолично руководиттакими операциями лишь в исключительных случаях…

Когда «Удава» и склад разделяли лишь километров двадцать,поблизости послышалось приближавшееся урчанье моторов, и к воротам подъехалитри трехосных «ЗИЛка» – блекло-зеленые фургоны с выпуклыми крышами, военныеномера. Кондрат вышел через проходную, перебросился с ними парой слов,распахнул железные створки. Машины гуськом проехали внутрь, остановились убарака. Из кабины передней выпрыгнул худой чернявый майор с мотострелковымиэмблемами на воротнике тужурки, нарукавной нашивкой российской армии исюрреалистическим набором на фуражке – старая кокарда с красной звездой плюсдвуглавый орел. Данил пошел навстречу, чувствуя в спине азартно-тревожную дрожь– если это группа захвата, самый удобный случай…

Обошлось. Майор, молча кивнув, предъявил половинкуоднодолларовой купюры. Данил достал свою. Половинки сложились в единое целое,номера на каждой соответствовали. Из последнего фургона выпрыгнули солдаты, сдюжину, все с переброшенными через плечо АКС-74. Расположились кучкой, неотходя далеко от машин, вспыхнули огоньки сигарет. По неким неуловимымпризнакам – как старый моряк чувствует грядущее ухудшение погоды по невидимымдля профана изменениям в небесной лазури – Данил определил: эта компания, хотяи обращается с оружием уверенно-небрежно – не военные. И майор – ряженый, ктужурке не привык, когда прятал свою половинку доллара, руки невольно дернулисьтак, словно хотели нырнуть в косые карманы гражданской куртки… Ну, это ихпроблемы. Главное, документы у них должны быть железными…

– Все в порядке? – спросил майор вежливости ради.

Данил молча кивнул. Говорить было совершенно не о чем, и онотошел, направился к узким прямоугольным железным воротам, навешенным надтянувшимися во двор рельсами. Рация сухо сообщила:

– «Удав». Горка.

Он встрепенулся, поманил Степашу, и оба стояли, глядя взатухающую даль. Подошел майор, тоже уставился в ту сторону, где едва виднеласьзолотистая полоска заката, придавленная к земле тяжелеющим мраком. Мрак началприобретать четкогеометрические очертания, послышался тягучий скрежет стали осталь – из темноты показался товарный вагон, под утихающий визг колесостановился метрах в двадцати от ворот. За ним виднелись цистерна и второйвагон.

Степаша распахнул ворота, и Данил быстрыми шагами направилсятуда, зная, что оказался под прицелом нескольких автоматов. Не доходя метровпяти, он остановился, трижды махнул над головой руками, то разводя их, тоскрещивая, крикнул:

– Синий свет!

По гравию, которым усыпана колея, захрустели торопливыешаги, и из темноты вынырнул старый знакомый, Януш Орлич собственной персоной, впятнистом комбинезоне натовского образца, с колотившимся о бедро красивым инадежным польским П-63, изобретенным некогда для охраны локаторных станций.

– Ну, мать твою, – сказал Данил севшимголосом. – Никогда не думал, что так тебе обрадуюсь, убек[18]хренов…

– А кто бы так радовался при виде москаля… Хоть ты и несовсем москаль, к вашей чести, пан Черский… – Януш пожал ему руку,обернулся и свистнул в три пальца.

Из вагонов посыпались его хлопцы. Степаша уже закрепил трос,включил лебедку, и вагоны с цистерной неторопливо поползли в ворота. Машины,выстроившись в шеренгу, подползали задним ходом к бетонированному откосу, тудаже подтягивались и снявшие автоматы «солдатики».

– Все нормально? – для порядка спросил Данил.

– Нормальнее некуда.

Данил взобрался к люку цистерны, ножницами для металласостриг четыре пломбы и предусмотрительно спрятал их в карман. Поднатужился,откинул тяжелую крышку, посветил внутрь фонариком. Примерно половину объемацистерны занимали черные пластиковые мешки в рост человека – на Западе втаких возят мусор. Он попытался прикинуть, сколько здесь баксов, хотя быприблизительно, если в самых мелких купюрах, а заодно исчислить свой процент,чисто автоматически, но времени на такие глупости сейчас не было, и он спрыгнулна бетон, кивнул «майору»:

– Начнем, пожалуй?

Цепочка выстроилась мгновенно. Работали так, как сроду никтои никогда не трудился при социализме – да и при капитализме тоже. Мешки, тугонабитые, но довольно легкие, прогибавшиеся, когда их хватали поперек,укладывали в три штабеля у фургонов, поровну в рядках, чтобы легче былоподсчитать. Прожектора с двух ближайших кронштейнов освещали сцену, почти бесшумноемельтешение людей в военной форме, в пятнистом ненашенском камуфляже, вштатском. Все остальные не горели, где-то у ворот бдительно погавкивалаовчарка. Метались черные тени, ломаясь на неровностях и изгибах, холодныйсиневатый свет заливал четко ограниченное пространство, за пределами коего,казалось порой, ничего и не существует, и все это напоминало зыбкий сон.

Данил так и не понял – то ли мешок был заранее подпорот, толи один из грузчиков, руководствуясь некой отметкой на черно-блескучем пластике,украдкой распорол его. Просто он знал, что в один прекрасный миг последует«обманка» – и потому, едва из мешка волной хлынули на бетон продолговатыекартонные упаковки, выругался во весь голос, притворяясь, что и для него этодосадное происшествие – сущая неожиданность, нарушившая отлаженный ритм.Поодаль заматерился «майор».