— Не отпускайте, держите так! — крикнул маг Вульда на чистом ассийском, растопырив пальцы рук. Райль тут же застонал и задергался, а маг, не прекращая колдовать, сказал: — Пусть терпит, будет очень больно! Работаю грубо, но надо чтобы он просто сумел выжить к тому моменту как заполнится моя сфера.

Так они и стояли на холодной улице, возле здания посольства, пока маг наконец не вскинул руки и не сообщил, о том, что дальше колдовать уже нельзя, потому как иначе он рискует сорваться в одержимость. Тело Райля к этому моменту все еще хранило на себе следы страшных ожогов, однако за бурыми рубцами и темными пятнами виднелась живая плоть.

— Смогу прийти послезавтра, — сообщил маг. — Заряд к тому моменту спадет совсем немного, но, если состояние раненного будет плохим, это лучше, чем ждать пока я восстановлюсь полностью.

Федор велел уложить Райля в одной из гостевых комнат на втором этаже и парнем занялись уже обычные лекари, не имеющие магических способностей. Они оценили состояние пациента как относительно стабильное и помимо панациновой мази и алоэвой настойки велели «принимать» три извечных лучших лекарства при любом недуге: покой, хорошее питание и свежий воздух.

Убедившись, что жизни гостя ничего не угрожает, посол позвал за собой Иована и они вошли в комнату, в которой, судя по всему, жил сам Федор. Внешне она ничем особенным не отличалась от той в которой остался Райль, разве что на спинке стула висела одежда, а на столе находился ворох раскрытых писем и стоял бокал недопитого вина.

— Вот ведь, чертов индюк! — вдруг выругался Федор, сбрасывая с себя маску невозмутимого дипломата. — Проклятый осел! Он хоть представляет, во сколько нам обошелся один визит мага Вульда с полным заполнением сферы оного?! — посол открыл шкафчик, возле окна и достал оттуда бутылку вина. Откупорив ее зубами, выплюнул пробку в сторону камина. Не попал, но лишь махнул рукой.

Поискав бокалы, он достал чистый для Иована из того же шкафчика, а тот, что находился на столе, опорожнил, попросту выплеснув его содержимое в окно.

— Самодовольный наглец! — продолжал возмущаться Федор и Иован осторожно заметил:

— Слушай, он ведь хотел всем нам помочь.

Однако посол нахмурился, а затем, наконец, улыбнулся.

— Святой круг, Иован, да я же не о Райле, а о проклятом ярле, — он залпом осушил свой бокал. — Так себя не ведут! Он же фактически дал слово, а потом сам его и нарушил. Хотя Райль, конечно, тоже молодец, я предупреждал его, чтобы он не вмешивался, но нет, решил поиграть в героя. И где результат? Чуть сам не погиб и никакого толку.

Иован вздохнул и отпил из своего бокала. Вино оказалось хорошим, с нотками малины и ежевики. Мужчина взглянул на бутылку и посол, поймав его взгляд, сказал:

— Ланкарское. В районе Люви мои любимые виноделы, но из-за войны его теперь будет не достать. Благо есть запасы, — он покивал каким-то собственным мыслям и добавил. — Прости, что я так сорвался, все-таки я не воин. Не привык к подобному.

— Лучше и не привыкать, — улыбнулся Иован. — Кстати, Федор, у меня ведь еще одна новость, можно сказать даже главная, из-за которой я сюда и прибыл.

— О чем речь? — с интересом спросил посол, подливая себе вина.

— Я стал носителем пророчества. Но, в силу обстоятельств запомнил из него не все.

— Да, в мире его многие услышали, чуть больше месяца назад, — кивнул Федор. — Какие части тебе явились?

— Молот упал на цветок, чтобы заглотить звезды. Паук близко к огненной гусенице, но она сможет освободиться из кокона если призовет какую-то пустоту. Человек из снега и стали превратит гусеницу в бабочку, если найдет ее в почерневшем городе.

— Любопытно, — ответил посол, задумчиво глядя в окно. — Ту часть, что про человека из снега и стали я слышу впервые. А все остальное уже известно и даже чуть больше.

— Есть вероятность, что человек из снега и стали это я. И я догадываюсь, где находится почерневший город. Это Фремьен в Ланкарии. Рейх сжег его до основания, чтобы наплодить новых одержимых. Полагаю мне нужно отправиться туда.

Федор усмехнулся и, чуть помолчав, нехотя ответил:

— Иован, ты же все-таки военный человек и должен понимать, что решения о том куда и зачем тебе отправляться принимать не мне, а нашему командованию. Но даже если бы дело было только в этом… — он с сожалением посмотрел на мужчину и добавил: — Ты ведь теперь знаешь очень многое о деталях наших переговоров с Нордикой. Тебе нельзя попадать на вражескую территорию по очевидным причинам. Так что до тех пор, пока мы не решим вопрос о гуманитарной помощи Молодичу, придется остаться здесь.

— «Тараном» называется такое движение лингама, когда он входит в йони короткими, сильными толчками. Это происходит, когда йони очень узка или женщина не сумела привести себя в готовность к любовному соитию и пустить любовный сок.

Лани поморщилась, отшвырнула книгу в сторону и упала головой на подушку.

— Тьфу. Да чтоб вас всех демоны так трахали… пока вы не успели пустить любовный сок.

Полежав немного, девушка поднялась и подошла к окну.

В кронах пышных декоративных вязов играл молодой листвой теплый ветерок, а на земле уже вовсю тянулась к солнцу свежая трава. Кованый забор из темного металла за всем этим не просматривался, однако Лани помнила, насколько он соблазнительно близок.

Каждый день, после того как Инс исчез вместе с письмом, она сидела у окна и смотрела на дорогу ведущую в поместье, все ожидая, что на ней появится Эш и, стремительно размахивая сокрытым мечом, освободит ее из этого места.

— Пламенная гусеница выжрет кокон, призвав пустоту ушедших в забвение, — прошептала Лани самой себе, глядя на пыльную дорогу. — Неужели это и правда про меня? Чем это я заслужила?

Дать ей ответ было некому, но девушке подумалось, что, если верить пророчеству, то кокон выжирать каким-то образом предстояло ей самой.

Вот только как?

Любые попытки покинуть дом, несомненно, будут замечены, пресечены и за них придется жестоко поплатиться. Лани догадывалась, что за ней не могли наблюдать лишь в те моменты, когда она общалась с духом, но несмотря на все ее попытки с ним связаться, Инс не появлялся.

Заученные едва ли ни наизусть книги о том, как доставлять мужчинам удовольствие с каждым днем вызывали все большее отвращение, возможно от того, что завтра должен был наступить тот самый день.

Первый день весны и начало практики.

Лани боялась думать о том, что произойдет уже совсем скоро, но с каждой прожитой минутой ей становилось все сложнее прятать от себя самой эти мысли. Она понимала, что обещанная Лаурфом часть обучения станет последней каплей. Ей придется принять свое рабское положение, сделаться навсегда иной или она просто сойдет с ума. Впрочем, Лани не видела в этом для себя особой разницы и в очередной раз посмотрев на пустую дорогу, закусила губу от досады.