Намерением Фридриха было использовать эту ситуацию, чтобы вернуть часть утраченных христианских территорий. Ему не хватало людей, и полноценный завоевательный поход против Айюбидов был невозможен. Тем не менее он рассчитывал, что проявления единства латинских государств может быть достаточно, чтобы убедить аль-Камиля пойти на уступки – возможно, даже вернуть Иерусалим. Благодаря годам, проведенным на Сицилии, где смешались исламская и христианская культуры, Фридрих лучше, чем все предыдущие западные предводители крестовых походов, знал людей и обычаи мусульманского мира. О нем рассказывали даже, что он «любит жить на манер сарацин» и питает пристрастие к «танцующим девушкам, которые также поют и жонглируют». Так или иначе, он был уверен, что демонстрация силы принесет наилучшие результаты[488].

Однако тамплиеры и госпитальеры видели дело иначе. Поддержанные могущественным патриархом Иерусалима Герольдом Лозаннским, они отказались идти на Яффу с армией Фридриха под тем предлогом, что для них невозможно общаться с человеком, отлученным от Церкви. Папа Григорий высказался на этот счет с предельной ясностью: «Мы приказываем всем строго избегать его». Пьер де Монтегю и новый магистр госпитальеров Бертран де Тесси[489] решили следовать своему долгу буквально. Они согласились идти за армией, но на расстоянии дневного перехода – таким образом они вроде бы участвовали в походе, но были практически бесполезны.

Фридрих не привык, чтобы его планы срывали, и в ответ нацелился на Шато-де-Пелерин, могучую прибрежную крепость тамплиеров, находившуюся южнее Акры. Это было одно из самых ценных владений тамплиеров в заморских землях, настолько важное для ордена, что во время Пятого крестового похода магистр и многие братья покинули Дамьетту, чтобы оборонять его от аль-Муаззама[490]. Кроме того, Шато-де-Пелерин имела крайне выгодное расположение на дороге между Акрой и Яффой. Фридрих остановился со своим войском перед крепостью и потребовал, чтобы тамплиеры передали ее ему. Это почти наверняка означало, что он намеревался отдать замок Тевтонскому ордену.

Ситуация была тупиковой. Фридрих желал отомстить тамплиерам, но не мог тратить драгоценное время и силы на штурм крепости, построенной христианскими паломниками по последнему слову фортификационной науки. По мнению одного христианского автора, даже просто подумав об этом, император совершил «великую измену»[491]. Тамплиеры, находившиеся внутри Шато-де-Пелерин, забаррикадировали входы в крепость и просто ждали, пока Фридрих уйдет. Он отступил, но полученный отпор обозлил его еще больше. После этого тамплиеры утверждали, что император предательски «замыслил убить их», в то время как информаторы Фридриха сообщали, что те первыми задумали умертвить императора.

В последующие месяцы дела обстояли не лучше. Фридрих добрался до Яффы и провел зиму, добиваясь от аль-Камиля соглашения, по которому Иерусалим мог быть вновь открыт для христианских верующих. Император был задирой, но не глупцом, и он весьма точно оценил положение Айюбидов. Главной заботой аль-Камиля была внутрисемейная борьба за Дамаск, а потому мирное соглашение с христианами могло дать султану преимущество. Фридрих, со своей стороны, умел очаровывать тех, на кого желал произвести впечатление, и симпатии, которые он питал к исламской культуре (недаром патриарх Герольд причитал: «Император живет и одевается совершенно как сарацин»), помогли ему добиться мира на более благоприятных условиях, чем все те, которых удавалось достичь после падения Иерусалима в 1187 году[492].

18 февраля 1229 года аль-Камиль официально отказался от Священного города и согласился передать его под христианское правление в обмен на десятилетнее перемирие. При этом мусульмане должны были иметь свободный доступ в Иерусалим, а христиане признавались также законными правителями Вифлеема, Назарета, Сидона, Яффы и Акры. Королевство крестоносцев, расчлененное более четырех десятилетий назад, теперь было частично восстановлено. Оно вновь включало в себя побережье от Яффы до Бейрута, и в некоторых местах границы его земель доходили до реки Иордан. Кроме того, соглашение разрешало восстановление Иерусалима, хотя стороны не имели единого мнения относительно того, означает ли это возведение оборонительных стен, разрушенных Айюбидами десять лет назад, чтобы помешать христианской армии удержать город, если он когда-либо будет вновь завоеван. Все это вместе не обращало вспять того, что было сделано Саладином, и тем более не повторяло свершений Первого крестового похода. Тем не менее это было удивительное достижение, о чем Фридрих и сообщил в письме своему молодому кузену Генриху III Плантагенету, королю Англии. «За эти несколько дней, скорее благодаря чуду, нежели силе, дело это было доведено до конца, то самое, что на протяжении долгого времени многие вожди и правители множества народов никак не могли совершить ни силой, как бы велика она ни была, ни страхом»[493], – писал он[494]. Немецкий поэт и крестоносец Фрайданк вопрошал: «Чего больше могут желать грешники, чем Гроб Господень и Истинный крест?»[495] Многие из верующих в Христа были согласны с ним. И пусть крест не был возвращен (вероятно, пропал где-то в Дамаске) – Святой город вновь стал христианским. Тамплиеры, однако, не впечатлились достигнутым.

В Иерусалиме самым значимым местом для христиан был храм Гроба Господня, ибо в этой величественной церкви под массивной мраморной плитой находилась могила Христа, почитаемая каждым паломником, прибывшим на Святую землю. Безусловно, возвращение Иерусалима вызывало гордость, и, конечно же, как любой другой крупный город в Восточном Средиземноморье, он был крупным коммерческим центром, что сулило выгоду христианским торговцам. Но самым главным был Гроб Господень. Однако для тамплиеров еще одно место было почти столь же важно: место, которое они называли храмом Соломона, где был создан их орден и где он размещался с 1119 по 1187 год. Храм был для них домом, из которого их изгнали. Его возвращение имело для ордена принципиальное значение, но Фридрих в ходе переговоров этого не учел.