Не будь Акун взбешен, он бы, скорее всего, не повелся на подначку. Но тут не выдержал:

– Что с мечом? Хочешь сказать, что я в поединке не разделаю тебя, как поросенка?

Илья ухмыльнулся:

– Вот и я о том же. Разве у умного язык бежит впереди дела?

– Ну, ты сам напросился, – ледяным тоном произнес Акун.

Он оценил противника, вернее, полагал, что оценил. И не раздумывая принял решение. Вот именно что – не раздумывая.

– Вызов, – заявил он. – Здесь и сейчас. По-варяжски.

– Акун! – рявкнул Фарлаф. – Ты что, и впрямь ум потерял?

– Пусть, – Духарев коснулся плеча черниговского князя. – Пусть потешатся.

– Да они друг друга поубивают! – прорычал Фарлаф.

– Не поубивают, – негромко произнес князь-воевода. – Наоборот, поладят.

Спокойствие Сергея Ивановича, а главное, его авторитет подействовали.

– Пусть будет так, – скрепя сердце процедил черниговский князь. – Поединок! До первой крови! Чистый!

Всё-таки он опасался, что дело закончится нехорошим, иначе не объявил бы результат свободным от мести.

А вот Сергей Иванович не беспокоился. Может, он недооценивал Акуна, но понимал: без этой схватки тот под Илью не пойдет. Такие, как черниговский княжич, выше всего ставят умение пользоваться оружием. А что до возможной крови, так броня на обоих – наилучшая. От серьёзной раны убережет.

Акун сбросил корзно на руки дружинника, вытянул левую руку:

– Второй меч мне!

И тут же оба клинка запели, обратившись в стрекозиные крылья.

Акун победоносно глянул на соперника: ну как, понял теперь, с кем связался?

– Гудмунд, друже, принеси мой меч для шуйцы, – попросил Илья.

Нурман, не торопясь, подошел к Голубю, вытянул из ножен притороченный к седлу клинок и так же не торопясь передал его Илье.

Акун остановил вращение. Он сообразил, что будет иметь дело с таким же обоеруким, а значит, пугать нет смысла.

Илья встряхнул руками, разминая кисти. Акун ждал. Как бы он ни хотел разделаться с дерзким юношей, но тот не был врагом. Он был таким же варягом, как сам черниговский княжич. Что, впрочем, не помешает Акуну проучить зазнайку.

Илья замер в боевой стойке. Он был готов. Акун тоже. И не желая тянуть, атаковал первым.

Это было прекрасно. Черниговский княжич управлялся с мечами с изумительной ловкостью и быстротой. Каждый клинок плел собственную сеть из настоящих и ложных атак, мелькал змеиным языком, выискивая бреши в защите противника…

Но брешей не было.

Илья не атаковал в ответ. Только защищался, уходя от ударов выверенными до вершка движениями и лишь иногда отклоняя клинок соперника легким касанием левого меча. Даже когда у него появлялась возможность удачного удара, Илья ее не использовал.

Так они и двигались внутри круга дружинников. Акун бил, Илья уходил.

– Думаешь, я устану? – крикнул черниговский княжич. – Напрасно. Я могу так биться с восхода до заката.

– Так долго не потребуется, – отозвался Илья.

Он вроде бы разобрался в акуновых «плетениях».

При всём разнообразии и выверенности движений черниговский княжич действовал по наработанным связкам. Длинным, до десятка ходов. Очень продуманным, включающим и хитрые атаки, и ложные приманки, вроде бы сулящие противнику успех, но на самом деле искусно задуманные ловушки.

Увидел Илья и слабости. Черниговский княжич куда хуже пользовался ногами, чем обученный Артёмом Илья. Еще Акун предпочитал проверенные связки неожиданным, спонтанным действиям. Илья не сомневался: окажись на его месте Гудмунд, черниговский князь одержал бы победу, несмотря на мощь и воинский опыт свея. Тот наверняка угодил бы в одну из хитрых ловушек.

Но Илья попадаться не собирался. С первой же секунды он оценил черниговского княжича как опаснейшего противника. По нескольким движениям, по тому, каким спокойным стал Акун, сделав первый шаг навстречу противнику, по тому, с какой непринужденной ловкостью и абсолютной уверенностью действовал.

Чтобы добиться такой безупречности, надо повторить каждую сложнейшую связку не одну тысячу раз. Чтобы добиться безупречной импровизации, требуется большее. Именно этому и учили Илью все его наставники.

– Долго – не потребуется! – Меч Ильи вплелся в одну из ловчих сетей Акуна, «обвил» его клинок… и вырвал из пальцев.

Черниговский княжич настолько удивился, что даже отпрыгнул назад.

– Возьми, – разрешил Илья.

Акун мотнул головой.

– Возьми! Я хочу честной победы!

Княжич поднял меч.

Он не понял, каким образом Илье удалось его обезоружить. Прием был ромейский, показанный Артёмом. Акун не понял и решил, что это случайность. Проявление той самой удачливости Ильи, о которой говорил отец.

Но в следующий миг убедился – не случайность.

Клинки Ильи ворвались в узор Акуна с не меньшей стремительностью… и сломали стрекозиные крылья.

И попытку развернуть их вновь тоже сломали.

Илья сбивал рисунок движений, едва Акун его начинал. Нет, Акун мог биться и вне привычных связок, но уже далеко не с той легкостью и безупречностью. И неудивительно, что вскоре меч Ильи лязгнул о его кольчугу. А потом о шлем. Затем кольнул точно в середину зерцала.

Черниговский княжич не сдался и не растерялся. Он бился в полную силу и с той долей ярости, которая необходима воину. Но проигрывал. Удар, укол, новый удар. Илья бил в четверть силы. Не бил – касался. Но Акуну все равно пришлось уйти в оборону. Теперь уже он уходил, а Илья наступал.

Наконец, интуитивно угадав, что дальнейшее будет уже не доказательством силы, а унижением противника, Илья самым кончиком меча, на возвратном движении легонько чиркнул Акуна по предплечью чуть пониже края кольчужного рукава. Чикнул и отступил.

Акун недоуменно глянул на него.

– До первой крови, – напомнил Илья и мечом же показал на руку черниговского князя.

Кровь еще не показалась, но узкая прореха на рукаве верхней рубахи была видна отлично. Так же хорошо, как и превосходство Ильи.

И тут Акун показал, что действительно умеет владеть собой.

– Славно! – объявил он, ничем не выдав своего огорчения. – Согласен с тобой, княжич. Не только удача!

– Ты принимаешь его старшинство? – спросил Фарлаф, стараясь не выдать волнения.

Отменный воин, черниговский князь очень хорошо понимал: только что жизнь его сына была полностью в руках его противника. И вздохнув с облегчением, похвалил себя за правильный выбор: у Мурома будет превосходный наместник.

– Да, отец, принимаю.