молодой, яркой и соответствующей его амбициям. При этом Либби не могла ненавидеть Джини, как бы неловко ей ни было в ее присутствии. «Джини и Бетти дружили, – вспоминала Пегги Шепли, вторая жена Итана Шепли – младшего, тогдашнего председателя фонда. – Это кошмар, конечно. Не могу представить, чтобы дружила с первой женой своего мужа. Обычно между первой и второй супругой нет особой любви. Но Джини и Бетти были подругами». Элизабет Мастерс интуитивно понимала, что они с Джини делили Билла пополам, что он определил течение их жизней и всегда будет влиять на них. «Я хорошо ее знала, мы даже нравились друг другу, – рассказывала Джини о Либби много лет спустя. – Думаю, мы с удовольствием против него сговорились бы, но на это ей не хватило мудрости».

Люди, знавшие о длительных личных отношениях Билла и Джини, гадали, как же на это реагирует Либби. «Я никогда не понимал, зачем Билл ушел от Либби, – признавался Роберт Колодни. – Бессмысленное решение. Чего ему не хватало в этом браке? На него давили чрезмерные обязательства? Я никогда не слышал от Билла плохого слова в адрес жены». Колодни чувствовал, что Джини немного завидует характерной для высших слоев общества стабильной загородной семейной жизни Мастерсов. «Она несомненно завидовала тем, у кого надежный брак, хороший дом и все тип-топ», – говорил он. Джини жила совсем не в таком мире, как Либби. Некоторые считали, что с такой соперницей, как Джини, у Либби не было шансов на верность мужа, вне зависимости от того, сколь долгим был их брак. «Я не уверен, что у Билла и Либби была та сексуальная близость, в которой он нуждался и которую ему, видимо, давала Джини, – говорил Торри Фостер, никогда не доверявший Джини за все время службы в попечительском совете. – Может, его поэтому и тянуло к ней – в противовес жизни с Бетти. Джини была яркой и сексуально выразительной, а Бетти – простой и безыскусной».

После отъезда Билла из их тюдоровского дома в Ладью прошло несколько месяцев, а в декабре 1970 года развод был оформлен окончательно. Вокруг Бетти Мастерс собрались друзья. Они гневно высказывались о поступках Билла и вслух выражали замалчиваемое ранее презрение к Джини. К тому времени многие знали о летних визитах Джини в дом Мастерсов, когда Бетти уезжала в Мичиган с детьми. «Он просто приводил Вирджинию в дом и был с ней у всех на виду – мне кажется, это довольно жестоко, – рассказывала Доди Бродхед. – Бетти была хорошая, и не понимала, что что-то может произойти, потому что любила Билла и считала, что он любит ее не меньше. А Вирджиния была совсем другая, роковая женщина, и она проложила себе путь, а Бетти осталась за бортом, и ее это убило. Да и детям пришлось тяжко».

Муж Доди также считал, что их дружбу предали. Как бизнесмен Джон Бродхед в некотором смысле рисковал, присоединяясь к сексуальным исследованиям Билла в качестве члена попечительского совета, и сделал он это только ради Бетти. Джон знал Бетти еще подростком, со времен семейных поездок в Мичиган на каникулы, когда она была еще «славной девочкой, очень общительной и энергичной». Он восхищался тем, как она смогла пережить смерть матери и уход отца и вырасти «удивительно уравновешенным и жизнерадостным человеком». И хотя чета Бродхед и была благодарна Биллу за лечение бесплодия, его черствость по отношению к Бетти задевала их, и им пришлось выбирать, на чью сторону встать. После шести лет в попечительском совете Джон ушел из Исследовательского фонда репродуктивной биологии. Почти все знали причину, но никто из фонда не спросил о ней прямо. «Я ушел из совета, когда Билл и Бетти расстались. Если уж дошло до обсуждения, кто прав, а кто нет, то мы были за Бетти».

И семья Мастерсов, и их казавшаяся безмятежной жизнь в Ладью навсегда изменились. К моменту развода родителей, Сали Мастерс, которая была на год старше брата, Хоуи, училась в пансионе. Ее отправили туда, поскольку родители решили, что неприятные телефонные звонки и грубые замечания соседей о происходившем в клинике отца были чрезмерными для юной девушки. «Наших детей подвергали общественному остракизму», – вспоминал Билл. Он рассказывал, что Сали слишком часто слышала, как родители друзей говорили им: «Не связывайся с этой Мастерс, ее отец – сексуальный маньяк». Спустя годы Сали отказывалась говорить о своих переживаниях, но Хоуи хорошо помнил ее ситуацию. «Отец всегда говорил, что не знает, как пойдет его работа, так что он отправил ее туда, поскольку в конечном счете она как девочка могла бы попасть в сложные обстоятельства, а значит, в пансионе ей будет безопаснее». А потом Сали вернулась домой и обнаружила, что отец больше не с ними. Билл усугублял ее боль уклончивыми и обманчивыми объяснениями по поводу причин своего ухода. По меньшей мере однажды он говорил, что Джини непричастна к разводу. «После моего развода вы не увидите, как мы удираем в Мексику, или чего-то в этом роде, – рассказывал он журналу The Atlantic, и в том же месяце решение о разводе вступило в силу. – Но я намерен бегать за таким количеством женщин от восемнадцати и старше, за каким только способен бегать толстеющий, лысый пятидесятичетырехлетний мужчина».

Либби заняла собственную оборонительную позицию. Она никогда не обвиняла Джини в том, что та разрушила ее брак. «Если она и считала, что Джини была, так сказать, “непрошеным гостем”, то никогда не говорила этого. А если и ревновала, то держала это в себе, – вспоминал Хоуи. – Она бы так и терпела отца, если бы он сам не ушел. Преданность была ее главной добродетелью и главной бедой».

В последний год учебы Хоуи в школе «Кантри-Дей» загородный дом Мастерсов в Ладью стал непривычно тихим. Либби держалась, но само основание их семейной жизни было разрушено. Не желая полностью терять связь, Хоуи время от времени ездил в город повидаться с отцом. Они подолгу беседовали, но никогда не обсуждали ни Вирджинию Джонсон, ни планы Билла на собственное будущее. «Я приезжал, обедал с ним, заходил к нему домой и ругал его или говорил с ним о происходящем, – рассказывал Хоуи. – Вскоре после того [развода] – перестал. Я уехал учиться в колледж, занялся профессиональным развитием. И в Сент-Луисе мне уже было нечего делать».

Глава 27

Брачный уговор

Во время визита в Институт Кинси Билл Мастерс как-то гулял по кампусу Индианского университета со старым другом Полом Гебхардом и беседовал с ним