– Да, сейчас, – ответил Евгений. Он встал, достал из тумбы стола два хрустальных фужера на ножках и дрожащими руками поставил их на рабочий стол.

– Надо подлечиться, – Михаил Иванович разлил содержимое и один из фужеров протянул Евгению. – За личное знакомство!

– Что за коньяк? – спросил Евгений, усаживаясь на свое место.

– Армянский, четыре звезды.

– Да, неплохой, – похвалил Евгений, попробовав.

– Не хуже французского.

Михаил Иванович встал и подлил Евгению еще коньяку. В его действиях не было заискивания, в чужом кабинете он вел себя достаточно раскованно, а с Евгением по-свойски, будто знакомы они были не первый день.

– У меня к вам деликатный вопрос, – начал Михаил Иванович.

Этого момента Евгений ждал и не сомневался, о чем пойдет дальнейшая беседа.

– Я слушаю, – Евгений приободрился, коньяк явно пошел на пользу.

– Ваш отдел расследует дело Шишкина… мне бы хотелось сделать ряд напутствий лично вам, – конечно, если не сочтете это за наглость, – Михаил Иванович говорил неторопливо, с чувством ответной благодарности.

Генерал изложил свою версию конфликта авторитета Барсука с капитаном Шишкиным. По его словам, эта была самооборона, и застреленный – типичный авторитет-беспредельщик, и таким место в тюрьме. Как показалось Евгению, что-то общее мелькнуло между Степановым и героем культового фильма «Место встречи изменить нельзя» Глебом Жегловым, известным своей фразой: «Вор должен сидеть в тюрьме».

Но схожесть между двумя героями на этом и закончилась. Все-таки генерал Степанов был не настолько идейным, как Глеб Жеглов. Но говорил так же красноречиво:

– Александр Шишкин, рискуя своей свободой и честью, смог избавить наш мир от поганой нечисти. Одной мразью стало меньше!

И теперь, когда Барсук не сидит в тюрьме, а лежит в земле, уголовное дело в отношении благородного палача Шишкина, который, по словам Михаила Ивановича, посвятил всю свою жизнь борьбе с криминалом, стало делом чести для правоохранителей. Так генерал подошел к главному вопросу и спросил, может ли Евгений указать в показаниях, что на допросах Шишкин вел себя неадекватно. А там уж дело психиатров из диспансера.

Евгений замешкался, он не знал, что ответить. Отказать генералу или переложить всю ответственность за Шишкина на людей в белых халатах? В визите генерала был один плюс – перестала болеть голова, а поспособствовал этому коньяк или просьба генерала – непонятно. Евгений морально был не готов к столь неожиданной просьбе. Он поднял фужер, чтобы отпить коньяку, но тот оказался пустым, Михаил Иванович тут же привстал и налил очередные сто грамм напитка. Такому услужливому генералу отказать было невозможно. Когда еще в жизни старший по званию, легенда сыска будет вот так обхаживать тебя, простого следователя. Ответ пришел на ум самый безобидный и ни к чему не обязывающий:

– Все зависит, как решит Житомирский.

– С ним все решено, он послал меня к вам, сказал, что вы способный и понимающий человек, что все зависит от вас, от начальника первого отдела, – генерал лукаво улыбался. Да, уговаривать он умел.

– Да, – пробурчал Евгений. – В последнее время все успевают решить вопросы с моим начальником до разговора со мной.

– Это вы о чем?

– Да о своем… так….

– Ну, договорились мы с вами или нет?

– Вы думаете, у меня есть выбор, если за меня все решили? – со смешком произнес Евгений.

– Отлично! Я так и знал, что с вами можно иметь дело, всегда один шаг от дружбы до войны, как от любви до ненависти, – Михаил Иванович встал, подправил костюм и подошел к двери.

Последняя фраза дала повод Евгению для очередных размышлений, его лицо приняло озадаченный вид. Но, подняв глаза на уходящего генерала, он не удержался от вопроса и спросил:

– А вы хорошо знаете Баумистрова?

– Павла Сергеевича? Да, конечно, даже очень, мы друзья, – с важностью в голосе ответил генерал. – Ну и сегодня я приобрел еще одного друга, в вашем лице… я думаю, что мы встречаемся не в последний раз.

Генерал удалился, Евгений ощутил себя неудобно, что не встал и не проводил старшего по званию, как того требует устав. Но и генерал, кажется, не обиделся, ушел довольный, еще бы – он свой вопрос решил. Визит не показался Евгению странным, наоборот, он был приятно впечатлен Степанычем и, смакуя, промотал в памяти всю встречу от начала до конца. Но, разбирая финал, Евгений осекся: «Странно, он почему-то даже не спросил, почему я интересуюсь Баумистровым. И к тому же ответил прямо и без колебаний… Слишком уверен в себе этот генерал».

Как только перестала болеть голова, Евгений промотал про себя и вчерашнюю беседу с Вовчиком. Ему пришлось приложить усилия, чтобы в мельчайших подробностях вспомнить все моменты разговора с коллегой. В том, что все происходило за рюмкой спиртного, есть и позитивная сторона: был бы Вовчик трезв, он навряд ли рассказал бы о задержании Шульги.

То, что Степанов с Баумистровым вмешались в дело Воинова, подтверждает первую догадку: у серийного убийцы есть сообщники на свободе, как и предполагал ранее Евгений. Если генерал Степанов по настоянию Баумистрова пытался повесить на рецидивиста Шулыгина два первых убийства – видно, о третьем убийстве им было неизвестно – то, должно быть, они не знали о существовании Воинова? Или, все же зная об его намерениях, не помешали или вовсе заказали ему всех трех женщин под соусом серийного преступления, чтобы скрыть истинный мотив – убийство Екатерины Баумистровой?

Но зачем тогда они мучили рецидивиста, если знали, что Воинов в итоге должен сдаться? И кого они хотели прикрыть Шулыгиным, – Воинова или еще кого-то? Может, правда, они вовсе на тот момент ничего не знали о существовании Воинова и не имеют никакого отношения к убийствам, но зачем им тогда Шульга? Вопросы вертелись в голове, жужжали, как пчелы, их становилось все больше, Евгений, еще не до конца отошедший от похмелья, решил проветриться и выехал из офиса. Тут он решился на первый провокационный шаг в деле Воинова. Правда, его томили сомнения, что Вовчик если и не лжет, то на нетрезвую голову, вероятно, мог что-то напридумывать и напутать в истории с Шульгой. Поэтому он решил самолично наведаться к бывалому рецидивисту. Но зачем он предпринимает столь неоднозначный и рискованный шаг?

Жил Шульга неподалеку от Кировского ОВД, по улице Менделеева, в двухэтажных бараках дореволюционной постройки, чьи дворы выходили на Сергиевское кладбище – самый старый городской погост, где уже давно никого не хоронят, известный могилами солдат, погибших во Вторую мировую войну.

Евгений быстро нашел нужный барак. Поднялся на второй этаж, постучался в одну из трех дверей. На стук никто не откликнулся, тогда он несильно толкнул дверь, которая со скрипом отворилась. Евгений нырнул в тусклую прохожую, прошел мимо безлюдной кухни и подошел к двум закрытым комнатам. Из одной из них доносился плач грудного ребенка. За дверью другой комнаты стояла гробовая тишина. Туда он и постучался. Дверь отперли сразу. Перед ним стояла пожилая женщина в черных брюках и сером свитере. Она ничего не сказала, отвернулась, пошла внутрь комнаты. Евгений вошел и, как человек нетерпимый к неприятным запахам, зажал пальцами ноздри носа – пахло мочой. У стены под одеялом лежал мужчина с седыми волосами, впалыми щеками, дрожащими губами, но с мучительно горевшими глазами.