умею. А чешуйчатый дедушка умел принимать иной облик? Когда же? Когда с тобой трахался?

— Уж как ты на это способен, куда ему…

— Ты ни разу не выпытала у него, как же у него такое получалось?

— Попробуй, выпытай хоть что у того, кто умеет запирать чужие рты от ненужных ему вопросов. Если бы я знала, как он это проделывает, я сделала бы тебя немым на всю оставшуюся жизнь. А также и наслала на тебя неисцелимое половое бессилие!

— Ну… — замялся он, — потом сама стала бы жалеть, как повторно захотела бы… Вот увидишь, совсем уже скоро ты опять захочешь меня.

— Никогда! Как же мне пусто стало! Как я теперь жить буду? Ради чего?

— Как же ради чего? Ради того, чтобы быть моей здешней радостью. А я буду твоим, но уже нездешним счастьем.

— Нездешним счастьем? Нет уж… — она подняла свою туфлю с пола и бросила в него. Но поскольку туфелька была мягкая, лёгкая, ущерба ему не могло быть ни малейшего.

— Я заметил, что здешние женщины, швыряя в мужчин свою обувь, выражают таким образом свою любовь. А сами мужчины занимаются коллекционированием женской обуви. Иные собирают неплохие коллекции. Правда, все туфли непарные.

Он поднял туфельку, повертел её в руках, — Отдам назад, когда ты попросишь у меня прощения за плохое поведение, — после чего ушёл в соседний отсек, вход в который открылся внезапно. Оказалось, что таких отсеков тут вовсе не два, а есть и другие, но скрытые. Голубое платье валялось на полу. Натягивая его на голое тело, она не пожелала прикоснуться к брошенному на пол белью. Она так сильно рвала платье за рукава, что чуть не оторвала их. Платье было осквернено навсегда.

Вернулся он одетым в светлую одежду, а чёрная майка со скорпионом осталась валяться на полу. Он смахнул её в сторону вместе с бельем Нэи. Видимо, скорпион уже сослужил свою службу и был ему не нужен.

— Причешись, — и протянул ей массажную щетку как фокусник, извлекая её непонятно откуда. Нэя швырнула щётку на пол, разлохмаченные волосы ничуть уже не беспокоили. Повертев в руке оставшуюся голубую туфельку, он отбросил её прочь. Во время этой увлекательной неприязненной игры она вдруг отметила, что испытывает раздражение, а это уже не являлось пережитым недавно полным бесчувствием.

Он собрал её заколки и сложил в сумочку, висящую на поясе платья, — Ну, вот, Золушка всё-таки посетила интимные покои принца после столь затяжного своего бегства, растянувшегося на несколько серий.

Чужой язык был воспринят как бессмысленное, хотя и ласковое уже бормотание подземного оборотня.

— Отдай браслет, — сказала она зло, — я отдала за него свои деньги. Мне ты не дарил драгоценности.

— Я подарю тебе другой. Тебе не к лицу носить украшение шлюхи.

— Чего же теперь, если ты и сам зачислил меня в разряд шлюхи.

— А ты больше слушай, когда кот мурлычет свои песни, притворяясь хищником. Кот всего лишь домашний зверёк, одичавший только по несчастью. Не хочешь приручить его по-настоящему? Гладить по шёрстке, спать с ним в одной чистой постельке? А то я до жути устал жить в диких и сырых тростниках, — мило балагуря, он слегка подтолкнул её к выходу в тот отсек, где они и сидели в начале.

— Сядь! — он извлёк откуда-то прозрачный малюсенький шарик и сунул его ей в губы. Тот не имел никакого вкуса и мгновенно растаял, едва соприкоснулся со слизистой оболочкой рта.

— Это нейтрализатор для той гадости, которую ты влила себе в рот. Ещё не хватало, чтобы ты отдала тут душу своему Надмирному Свету.

— Мог бы и сразу дать мне это, а то я едва не сошла с ума…

— Так я и дал тебе. Просто ты не ощутила, как я впихнул его тебе в губы. А этот всего лишь для подстраховки.

— Мог бы, кажется, и не трогать меня…

— Я и не трогал поначалу. Ты же спала какое-то время, прежде чем… я даже искупаться в озере успел. Потом вернулся и… не удержался.

Она выслушала его с безмерным удивлением, но не было похоже на то, что он её разыгрывает.

— Так вот почему у тебя были мокрые волосы. А я думала, что ты тоже искупался в той же самой реке. Там, у «Крутого Берега»… Значит, Чёрный Владыка был здесь?!

— О каком ещё владыке ты бормочешь, лягушонок? Никто не мог сюда ни войти, ни выйти.

Спустя мгновения, стало тепло и спокойно. Будто её тело завернули в тёплый убаюкивающий кокон, но внутри кокона забилась вдруг душа, вернувшаяся из владений Чёрного Владыки. От такого раздвоения охватило некое отупение. Реальность стала опять полусном.

Он изучал свой Кристалл. Камень наливался и сиял фиолетовым пламенем с переливом в зелёный цвет, и вдруг ослепил вспышкой, переходящей в тонкий луч, а тот уже рассыпался в мельчайшие искры. Видя Рудольфа в белой одежде, ещё больше оттеняющей золотисто-загорелые мускулы рук, она притихла, подумала о его красоте как о чём-то, к ней уже не имеющей отношения. Вспомнила, что вот таким же он был тогда в их последнюю встречу, предшествующую страшным событиям. Как многое он ей обещал… Где всё это? И несовместимые чувства в ней, любовь и ненависть, пытались прорвать кокон, что спеленал её тело, не давая страданию вырваться наружу. На неё накатывал бред. Возможно, это действовали данные им препараты.

— Не убивай Нэиля. И я не буду слушаться Тон-Ата. Пусть мало дней будешь любить. Пусть. Я согласна, я не поеду с ним в те плантации…

Бредовая словесная конструкция не помешала ему понять сказанное ею. — Я не убивал твоего брата. Гелию мог выследить один из её тайных сумасшедших воздыхателей. А такие тоже имелись в наличии, поскольку слишком уж много было воздыхателей. Чем не версия? Чем больше версий, тем дальше от истины. Я не убивал! Я сам лишь чудом остался живым.

Он протянул ей бокал с чистой водой, она жадно выпила, и болезненная вибрация внутри утихла. Тёмная медуза муки, колышущаяся как ком во внутреннем аквариуме-душе, распадалась на мельчайшие частички, становящиеся прозрачными пузырьками.

Плач Хагора

— Милый, — сказала она тому, кто остался в прошлом.

«Видишь, что со мною произошло», — сказал человек из сновидения, не этот, кто сидел напротив, а тот — из прошлого. Настоящий молчал, а в ней опять активизировалась та самая способность, когда звучал его внутренний голос, вроде того, если только и это не было её бредом.

«Во мне только горький пепел. Я чёрен, как этот кристалл. А тогда я сгорал от страсти к тебе.