Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Когда же я очнусь»? — думалось ей. Мысль без физического самоощущения висела где-то над головой, в одной точке серого пространства. И если бы не искусственный свет, то всё вполне сошло бы за то, как и бывает в предутренних кошмарах, когда делаешь усилие очнуться, и уже наполовину удаётся, хотя взбаламученное подсознание и тянет в тёмную пучину к своим шевелящимся в нём монстрам. Она вдруг заметила, что стены помещения временами заметно вибрировали. Где-то работали колоссальные механизмы — искусственные органы колоссального живого города. Если бы эти стены ещё и истончились как подлинное сновидение, стало бы легче.
Ещё один персонаж Зазеркалья
— Что с моей головой? Всё плывёт и мерцает… Утешь хотя бы тем, что я сплю, и мы видим совместные сны…
— У нас совместный экстаз на троих, — ответил он, суя к её глазам Кристалл Хагора. Оттуда смотрели на неё чьи-то синие и пронзительно-печальные глаза. Одним ухом она уловила чьё-то прикосновение, словно домашняя кошка еле заметно прилегла рядом. Нэя судорожно отодвинулась в сторону. И хотя Кристалл не был таким уж огромным, сама геометрия окружающего пространства вокруг не соотносилась ни с чем привычным.
«Ты просто не въехала в экстремальное наслаждение», — произнёс Чёрный Владыка ласкающим голосом Рудольфа, будто перед этим они предавались нежнейшим играм, а не тому ужасу, объяснить который она не могла. — «От того тебе так непривычно».
— Если честно, я уже отвык так играть со своим всегда незваным и всегда неожиданным партнёром. Да и он, звёздный хамелеон, похоже, уже не стремится вкушать то, к чему у него нет никаких приспособлений. Он же Гелию любил, а к тебе не привык ещё…
— Ненормальный!
— Да, есть немного. Что же ты и хочешь, если в «Созвездии Рай» давно не имеется репродуктивной функции у мужского поголовья. Всё отсохло. Такова им плата за вечность.
— Ты ненормальный. Ты!
— А я думал, ты о плохом мальчике Хагоре.
— Хагор? Я не вижу тут Хагора.
— А его и не надо тебе видеть. Достаточно того, что он тебя видит. Тебе приятно, что я сказал? Вначале и я ужасался подобному экстремальному зависанию в том, чему пока так и не нашёл определения. Но все болезненные ощущения я уже давно научился сбрасывать тому, кто и присасывается ко мне время от времени. Мне максимально возможное усиление всех ощущений, а ему удар в его жалкую черепушку. — Рудольф со смехом подбросил Кристалл высоко вверх и ловко поймал. — Эта штука может усилить все мои возможности многократно, но в качестве платы требует иногда эротического действа ради созерцания больше, как я думаю. Цени, что именно тебе я открыл свою зловещую тайну. Никто ничего не знает об этом. Да и не поверил бы никто.
— Предатель! Ты превратил нашу любовь в непотребное зрелище для какого-то чудища из чужого мира, а ещё радуешься…
— Чего же я предал? Разве я отдал ему тебя? Нет. Ты как принадлежала, так и принадлежишь только мне. А он заперт в своём Кристалле без шанса проникнуть по-настоящему в твою сокровенную и бесподобную глубину. Если только кое-что и кое-как почувствовать, да и то… Убогое удовольствие, я думаю.
— Зачем тебе это?
— Всё равно, что спросить, зачем тебе болезнь? Для меня Гелия всегда была такой вот болезнью, разновидностью насилия. Я её не хотел, но она стала частью меня. Она тоже не хотела меня любить, но не отпускала, разрушала изнутри. Так и я теперь стал частью тебя. И если ты будешь любить меня, невзирая ни на что, мы исцелимся с тобой уже совместно.
— Ненормальный!
— И ты, и я, мы с тобой попали в игровое пространство сумасшедших с нашей точки зрения пришельцев. Они погубили твою семью, ухватили своим щупальцем меня… Нам с тобой, как спасательная шлюпка, дана кем-то свыше взаимная любовь. Так что не будем от неё отказываться, пусть она и долбанула нас по лбу, всё же это шанс не утонуть. Надо лишь постараться в неё вскарабкаться. Хотя и не исключено, что тот берег спасения, куда мы и стремимся, та же самая игровая затея той же самой непознаваемой силы. Я не могу обещать тебе счастливого конца, поскольку не я сочинитель всей этой истории…
— Пить хочу, — попросила она, рот пересох. Он встал. Она слышала, как он принимал душ по звуку льющейся воды, но глаз она не открывала, прижав лицо в странную поверхность постели. Потом он вернулся, поставив высокий бокал на пол. Мягко и заботливо протер её интимные места чем-то колюще-ледяным. Она дёрнулась от холода, и он, взяв бокал, протянул ей. Она увидела, что это тот самый сок «гранат» и через усилие выпила, кривясь. Не допив, стукнула его по руке, все ещё продолжающей держать бокал. Бокал упал, залив ей грудь и живот тем, что в нём ещё оставалось. Рудольф стал слизывать сок с её кожи. Поняв, что ласки продолжаются, Нэя лягнула его ногой, чтобы он не вздумал продолжить и всё прочее. Нога была схвачена со специфической игривостью и смехом. Он ещё и смеялся!
— Только попробуй! — зашипела она, — Я тебе точно перекушу горло!
— Не сумеешь. В тебе нет хищности, и зубки у тебя маленькие, нежные…
«Должна же ты и понять», — произнесла ей на ухо Ласкира, невидимая, но возникшая как зримый образ для Нэи, — «Что за моё отступничество это и не кара, а так, лёгкая выволочка. Чёрный Владыки оценил тебя по твоему достоинству. Ты теперь стала его любимицей. Он позволит тебе познать то, чего не познает ни одна из живущих тут женщин».
— От этих странных даров я бы предпочла отказаться. Не ощущать его прикосновений уже благо!
«Разве его страстное устремление к тебе не благо? Есть женщины, готовые отдать полжизни, чтобы испытать хотя бы часть того, что он столь щедро отдал тебе».
— Он это тот, кто отсутствует в этой постели, если по видимости?
— Не о себе же я говорю в третьем лице, — отозвался Рудольф.
Вернулась относительная ясность понимания, где она и с кем, — О чём твоя речь?
«О Чёрном Владыке», — шепнула Мать Вода голосом отверженной жрицы Ласкиры.
— О Хагоре, — ответил Рудольф.
— Ну, вот, ты уже не прячешься за чужими лицами, и это уже благо, — ответила