Однако своим подвигом Щастный не только спутал карты советскому правительству в целом, но и лично Троцкому, который неофициально обещал немцам на переговорах в Бресте оставить им Балтийский флот. Разъяренный Троцкий и инициировал арест Щастного, сам выступал на суде главным свидетелем и главным обвинителем. За Щастного, как за Дыбенко, заступиться было некому, и его, после недолгого разбирательства, расстреляли. Для Дыбенко это был сигнал, что он может стать следующим за Щастным. Кроме этого трагическая фигура Щастного была выгодна Дыбенко и Коллонтай, как пример кровожадности большевистского руководства и как повод для новой фронды. Для чего была нужна сама фронда? Да для того же, что и предыдущая — заставить Ленина и Троцкого вернуть влюбленным их наркомовские должности. В данном случае планы Дыбенко-Коллонтай соответствовали планам левых эсеров, боровшихся в то время против гегемонии большевиков в органах советской власти.

Левые эсеры — члены президиума ВЦИК Советов требовали отменить приговор о расстреле Щастного, но это требование было отклонено. Дыбенко, в ответ на смертный приговор Щастному, заявил, что большевики становятся «нашими гильотинщиками и палачами». Коллонтай писала: «Неужели нет ни одного честного большевика, который бы публично заявил протест против восстановления смертной казни? Жалкие трусы! Они боятся открыто подать свой голос — голос протеста. Но если есть хоть один честный социалист, он обязан заявить протест перед мировым пролетариатом. Мы не повинны в этом позорном акте и в знак протеста выходим из рядов правительственных партий! Пусть правительственные коммунисты после нашего заявления протеста ведут нас на эшафот…» Правда, свои “подметные письма” она подписывала именем мужа. На самом деле ни на какую плаху, ни Коллонтай, ни Дыбенко не собирались.

В деле Щастного среди прочих бумаг имеется и копия письма германского посла с жалобой на действия Дыбенко: «Весьма срочно. Господину Председателю Совета Народных Комиссаров. По постановлению Верховного командования германской армии разведочному отделу, представляющему в России германский генеральный штаб, поручено обратиться к Совету Народных Комиссаров с требованиями следующего содержания: “Народный комиссар по морским делам Дыбенко и его ближайшие помощники матросы с военного транспорта «Океан» Мясников, Забело, Белозеров и Буланов не только противодействуют осуществлению германского плана приобретения правительством кораблей Балтийского флота, но в сообществе с оборонческими анархическими группами готовят флот к военным действиям или самоуничтожению, подготавливают Петроград и Кронштадт к обороне и вербуют добровольцев для борьбы с австрийскими и германскими войсками. Верховное командование требует срочных мероприятий по удалению перечисленных лиц от власти и по отправке их вглубь России под надзор агентов русской контрразведки при ставке. В случае невыполнения этого требования со стороны разведочного отдела будут предприняты меры, ответственность за которые падет на Совет Народных Комиссаров. Начальник отделения Бауэр. 3 марта 1918 года».

Уж не знаю, какими именно мотивами руководствовался Дыбенко, вступаясь за Щастного и противясь планам правительства уничтожить в угоду немцам только что спасенный Балтийский флот, но в данном случае его поведение было весьма патриотично. Возможно, Дыбенко просто чутко уловил настроение матросской массы и подыгрывал ей. Возможно, что это была его принципиальная позиция. Как бы то ни было, Дыбенко в очередной раз продемонстрировал руководству партии Ленина, что считает себя, прежде всего матросом, а не большевиком, а потому интересы матросов для него и ближе, и важнее, чем интересы большевиков. Этот демарш так же не остался без внимания, как Ленина, так и Троцкого. В ответ на новый выпад супружеской пары им конфиденциально сообщили, чтобы Дыбенко “сбавил обороты”, пообещав неприкосновенность в обмен на молчание и «отдых» от политической жизни. Ленин лично пообещал Коллонтай, что ей и Дыбенко нечего бояться ареста.

* * *

Несмотря на оправдательный приговор, в партии большевиков П.Е. Дыбенко так не восстановили, хотя он на это очень надеялся. Это значило, что его реабилитация была неполной, а сам Дыбенко отныне не является для руководства партии большевиков “своим”. Половинчатый характер оправдательного приговора лишь озлобил Дыбенко, который посчитал, что Ленин его в очередной раз обманул. Поэтому сразу же после своего оправдания, он начал призывать матросов потребовать у Ленина… денежного и делового отчета Совнаркома. Ряд историков считает, что, возможно, у Дыбенко имелась информация о передаче Лениным 90 тонн золота Германии в марте 1918 года. Московская газета анархистов «Анархия» от 22 мая 1918 года опубликовала открытое письмо Дыбенко (автором которого была, разумеется, Коллонтай) «К левым товарищам рабочим», в котором он открыто обвинил Ленина в соглашательстве, в «сделке» с немцами, в неспособности справиться с хаосом и разрухой в стране. В письме Дыбенко выступил против «правительственных большевиков-соглашателей. сдающих день за днем октябрьские завоевания», клеймил «новый курс» ленинского правительства. Призывая рабочих «самим решать свою судьбу», опальный нарком откровенно провоцировал их на мятеж.

Вскоре в еще одной анархистской газете “Путь к анархии” появилось и новое совместное открытое письмо Дыбенко и Коллонтай, которое быстро разошлось по всей России. В нем супруги выступали уже против «красного террора» и восстановления смертной казни, инициированных В. И. Лениным, обзывали «мартовских правительственных коммунистов. могильщиками революции».

Обвинение большевистского руководства в “красном терроре” внешне выглядело странно, так как официально «красный террор» начался в сентябре 1918 года и был навязан советской власти покушением на жизнь Ленина и убийством Урицкого. Но Дыбенко и особенно Коллонтай знали очень много, и поэтому их слова о неизбежном “красном терроре” были восприняты в России со всей серьезность. По существу влюбленная пара вновь совершила партийное предательство, предав огласки планы большевиков.

Вернувшись в Москву, спасенный Коллонтай и прощенный властью, Павел Ефимович пустился во все тяжкие по местным притонам. Общения с женой он теперь избегал, и все ее попытки разыскать и вернуть неверного мужа ни к чему не привели. Когда же поиски Коллонтай стали особенно навязчивыми, Дыбенко снова тайно покидает Москву.

Узнав об очередном бегстве неверного мужа, Коллонтай решает порвать с ним. Ленин, встретившись с Коллонтай, упрекнул ее за увлечение «недостойным субъектом». Та согласилась с Ильичем, пообещав больше не встречаться с Дыбенко. А в жизни Павла Ефимовича начинался новый этап, один из самых мутных и таинственных в его биографии.

Глава пятнадцатая

Тайна крымского ареста

Никто никакой должности, после оправдательного приговора, Дыбенотак и не предложил. Это значило, что отныне он мог убираться на все четыре стороны. То, что произошло с Павлом Ефимовичем дальше настолько невероятно, что во все времена советские историки старались обходить эти события стороной, ограничиваясь лишь общими фразами, или ссылались на официальные воспоминания самого Дыбенко.