В столь дружном и быстром демарше “братвы” против советской власти, дело было не столько в самом Дыбенко. На тот момент именно Дыбенко (как первый в истории матрос ставший министром!) олицетворял степень матросского влияния на большевиков и оценку их вклада в октябрьские события в Петрограде. Арестом лидера, матросам указывали на их место у порога. Это никак не могло понравиться. Матросы уже вкусили сладость своего влияния и значимости и уступать завоеванное не собирались.

Как бы то ни было, но 25 марта Дыбенко выпустили «на поруки». Братва встретила освобождение своего лидера криками «ура», пальбой в воздух и, конечно же, грандиозной пьянкой с драками и грабежами, которая длилась двое суток.

После освобождения Дыбенко сделал заявление для прессы: «Мое революционное сознание не позволяет мне оставаться пассивным, когда со стороны и внутренних, и внешних врагов существуют угрозы всему тому, что мы завоевали такой кровью. Я обещаю явиться в суд и отвечать перед судьями и перед народом».

Впрочем, на суд Дыбенко не явился, а наоборот внезапно исчез из Москвы. Вскоре он объявляется в Орле у своего брата Федора, который был там одним из руководителей местного Совета (определенный туда по рекомендации А. Коллонтай). Быстро поняв, что в Орле близок фронт, и делать там нечего, Дыбенко развернул свой эшелон на Самару. В газетах тех дней писали о похищении Дыбенко 700 тысяч рублей казенных денег и о погромах его отряда на железнодорожных станциях.

После ареста П.Е. Дыбенко в 1938 году на допросе 15 мая дошла очередь и до событий 1918 года:

"Вопрос следователя: Вы были арестованы?

Ответ Дыбенко: Да, еще до прибытия Павлова с отрядом в Москву, я был арестован. Мичман Павлов, узнав от Коллонтай о моем аресте, предъявил требование от имени отряда моряков о моем освобождении, и отказался выступить на калединский фронта, несмотря на соответствующее распоряжение правительства. Опасаясь суда и расстрела, я, по приказу Свердлова, вынужден был написать записку Павлову, указав ему, что если отряд не выступит на фронт, я буду расстрелян. После ухода отряда, по ходатайству Коллонтай я был освобожден на поруки. За меня поручились Коллонтай и Муралов. В тот же день я, договорившись с Коллонтай, бежал из Москвы в свой отряд, находившейся в это время в Орле. Прибыв ночью в Орел, я узнал от своего брата — комиссара земледелия в Орловской губернии, активного эсера, что есть распоряжение правительства о моем вторичном аресте. Я немедленно отправился в отряд и при содействии своих друзей в отряде, в частности мичмана Павлова и других матросов эсеров и анархистов, добился того, что отряд переменил направление и выступил в Самару”.

Что касается Коллонтай, то она, боясь возможного ареста (ведь это она гарантировала партии то, что Дыбенко никуда не сбежит!), так же кинулась в бега, но уже в Петроград, под защиту местных матросов-анархистов.

Бегство Дыбенко и Коллонтай вызвало переполох в руководстве партии большевиков, т. к. беглецы могли привести в движение матросские массы, как Балтики, так и Черного моря.

Призывы Ленина к Коллонтай и Дыбенко вернуться и сдаться властям были последними проигнорированы. Когда же Крыленко связался по телеграфу с Дыбенко, тот открыто пригрозил: «… еще неизвестно, кто и кого будет арестовывать». Поэтесса Зинаида Гиппиус в своем дневнике так описала сложившуюся трагикомическую ситуацию: «Да тут же еще Крыленко пошел на Дыбенку, а Дыбенко на Крыленку, друг друга хотят арестовать, а жена Дыбенки — Коллонтай — тоже отставная и где-то тут путается».

* * *

В апреле 1918 года Дыбенко объявляется в Самаре. Почему именно там? Дело в том, что в Самаре были особенно сильны позиции левых эсеров, максималистов и анархистов. Туда эвакуировались анархисты-максималисты с захваченной немцами Украины. В городе действовало несколько анархистских группировок, как идейных, так и т. н. “черных анархистов"-беспредельщиков. Там же оказалась и часть матросов Черноморского флота после потери Севастополя и Одессы. Еще 24 марта 1918 года в Самару прибыли два железнодорожных эшелона балтийского отряда гидроавиации (400 матросов и 4 бронеавтомобиля). Затем еще эшелон со 120 моряками и четырьмя гидросамолетами. Помимо этого, Павел Ефимович еще раньше предусмотрительно стянул в Самару анархистски настроенные матросские отряды. С зимы 1918 года в Самаре пребывал 1-й матросский анархический отряд, часть знаменитого “Северный летучий морского отряда под командой матроса Смородинова, откровенно бандитский матросский отряд матроса Федора Попова, занимавшийся рэкетом и грабежами местного населения, 3-й “Матросский Северный отряд” и другие. Официально все они прибыли в Самару для борьбы с казаками атамана Дутова, но на самом деле, Дыбенко исподволь создавал собственную вооруженную группировку в центре России, которая бы гарантировала ему личную безопасность.

Силы самарской фронды объединялись вокруг неприятия мира с немцами и против власти большевиков. Самарский губернский исполком также возглавляли левые эсеры, разругавшиеся с большевиками из-за Брестского мира. По замыслу Дыбенко всю эту разношерстную оппозицию Ленину, можно было собрать под своим знаменем.

Прибыв с эшелоном матросов в Самару, Дыбенко первым делом решил легализоваться и собрал митинг с участием местных властей. На общем митинге «левых» партий, к которым присоединились и «левые» коммунисты, было вынесено решение о неподсудности Дыбенко. Было заявлено, что самарская власть не выдаст его карательным органам. Вопрос решили простым голосованием

Из воспоминаний генерал-лейтенанта С.А. Калинина. «Не помню сейчас точно, в конце марта или в начале апреля, в Самаре произошло событие, взволновавшее всю партийную организацию. В город неожиданно, без всякого предупреждения, прибыл эшелон балтийских моряков во главе с П.Е. Дыбенко. Вначале мы обрадовались новому пополнению. Но в тот же день в губком пришла телеграмма за подписью М.Д. Бонч-Бруевича. В телеграмме предлагалось немедленно задержать Дыбенко и препроводить в Москву за самовольное оставление вместе с отрядом боевой позиции под Нарвой». Телеграмма была положена под сукно.

На некоторое время Дыбенко становится неофициальным лидером «Самарской республики» и всей самарской оппозиции к власти большевиков. Ведет он себя весьма агрессивно по отношению к центральной власти. В самарской газете «Трудовая республика» он открыто призвал народ России «восстать против властей и понять, что их судьба находится в их же собственных руках».

Что касается Коллонтай, то прибыв в Петроград, она попыталась переагитировать на свою сторону местных большевиков и матросов. Но особых успехов не добилась, а поэтому также поспешила в Самару к Дыбенко.

Теперь уже два бывших члена советского правительства вместе открыто выступали против Ленина и мира с немцами. Вокруг Дыбенко и Коллонтай начала формироваться достаточно серьезная антибольшевистская группировка, обладающая, как собственной вооруженной силой, так и экономическими возможностями, для противостояния центральной власти.