Дело принимало серьезный оборот. При этом Дыбенко и Коллонтай вовсе не собирались защищаться, они собирались атаковать! Что касается Павла Ефимовича, то он сразу же забыл все свои обещания Крыленко держать язык за зубами и начал открытый шантаж московской власти.

В ЦГАВМФ хранятся телеграммы, которые рассылал Дыбенко. В них он сообщал, что его арест был вызван боязнью правительства перед разоблачениями, которые должен был сделать отстраненный от дел нарком на 4-м Съезде Советов. Эти разоблачения касались истории «немецких денег» и злоупотреблений новой власти в расходовании средств, доставшихся ей от Временного правительства. Дыбенко стал первым обладателем «чемодана с компроматом» и первым разоблачителем коррупции новой власти.

Были ли на руках Дыбенко компрометирующие материалы или нет, нам неизвестно. Если да, то он становился весьма опасным разоблачителем для Ленина и его окружения, если же он блефовал, то и это должно было заставить нервничать обитателей Кремля.

В Самаре Дыбенко находился более месяца. Все это время его матросы, разумеется, и пьянствовали и дебоширили. Одновременно шла напряженная переписка между Москвой и Самарой. Дыбенко угрожал, что в случае применения санкций к нему, он двинет своих матросов, но не на Москву, а на Кронштадт под знаменем левых эсеров и тогда большевикам мало не покажется. Ситуация для Ленина на самом деле была непростая. То, что правительство успело бежать от матросов в Москву, перестав быть заложниками в их руках, являлось на тот момент его единственным козырем. Но, в тоже время, мятежные матросы могли в один день захватить в свои руки и Петроград, и Кронштадт, и тогда судьба и Ленина, и его партии была бы предрешена. Выход был один — идти на примирение с Дыбенко.

Глава четырнадцатая

На скамье подсудимых

В. И. Ленин настойчиво попытался вернуть Дыбенко на суд в Москву. При этом Дыбенко заверяли, что его дело будет рассмотрено с максимальной лояльностью. Но Павел Ефимович ехать в Москву категорически отказывался, не без оснований опасаясь ареста и расстрела. Он требовал гарантий личной безопасности.

В результате новых переговоров с властями, Дыбенко заявил, что готов прибыть на суд, но этот суд должен состояться только в Гатчине. В этом не было каприза, лишь трезвый расчет. От Гатчины рукой подать до Кронштадта и это являлось определенной гарантией для Дыбенко. У большевиков выбора не было, и они согласились. При этом, уже до суда Дыбенко было неофициально объявлено, что, несмотря на все свои прегрешения перед советский властью, он будет прощен. При этом Ленин лично обещал Коллонтай, что никакой военный трибунал Дыбенко судить не будет, а для рассмотрений его дела будет создан некий особый “народный суд”.

Еще нюанс, Дыбенко с Коллонтай покинули Самару 18 мая 1918 года, т. е. именно тогда, когда местные матросы вместе с анархистами-максималистами и левыми эсерами уже подготовили восстание, которое началось буквально через две недели. Не знать, и тем более не участвовать в готовящемся антисоветском мятеже, Дыбенко просто не мог. Внезапный же отъезд Дыбенко лишил мятежников весьма авторитетного лидера. Таким образом, ценой собственного прощения, Дыбенко предал не только приютивших его анархистов и эсеров, но и собственных матросов, оставшихся в Самаре и принявших самое активное участие в мятеже. Но и здесь Дыбенко остался верен себе и не предупредил Москву о готовящемся выступлении в Самаре. Фактически предав и одних, и вторых, Дыбенко оставил себе возможность впоследствии примкнуть к победившей стороне.

Спустя двадцать лет в 1938 году, после ареста на допросе 13 мая П.Е. Дыбенко заявил: “Я скрыл от следствия факт моей деятельности в 1918 году, когда я, при помощи своей бывшей жены Коллонтай, скрывался от советского суда за предательскую сдачу Нарвы немцам и пытался организовать антисоветское выступление на Волге. Кроме этого я не рассказал следствию о деятельности Александры Коллонтай, о ее и Раскольникова связях с Троцким…”

На допросе 15 мая 1938 года снова речь пошла о событиях 1918 года: “Вопрос следователя: С какой целью вы поехали в Самару?

Ответ Дыбенко: Я договорился с Павловым, и мы решили переправиться на Волгу, связаться местными эсерами и при их содействии захватить власть в Самаре. По прибытии в Самару, мы начали вести переговоры с моряками отряда, и я убедился, что повести за собой весь отряд на восстание не удастся, и что в итоге я со своими друзьями буду арестован своими матросами. Убедившись в этом и, видя свое безвыходное положение, а к тому времени в газетах уже было опубликовано о моем бегстве от следствия и суда, я решил обратиться в губисполком к Валериану Куйбышеву с требованием поставить вопрос перед правительством об отмене распоряжения о моем аресте. Придя к Куйбышеву с группой преданных мне матросов, я обратился к нему с требованием переговорить со Свердловым. Он тут же вызвал по телефону Свердлова и последний подтвердил распоряжение о моем аресте. Тогда я заявил, что добровольно вернусь в Москву и ушел из губисполкома.

Следователь: Вы вернулись в Москву?

Дыбенко: Да, вернулся. Валериан Куйбышев через партийную организацию довел до сведения всего моего отряда о том, что если я не отдам себя в распоряжение следственных властей, против отряда будет проведена карательная экспедиция. Я был вынужден согласиться на поездку в Москву. Конвой для моего сопровождения я сам подобрал из преданных мне людей при помощи мичмана Павлова. Начальником конвоя был назначен матрос Иванов (впоследствии убит на украинском фронте в 1918 году), а матросы Михин и Львов были еще раньше направлены мною в Москву к Коллонтай для переговоров о предоставлении мне возможности скрыться в Москве. По дороге в Москву меня встретил Львов и сообщил адрес, где я могу скрываться до решения вопроса обо мне. В Москве при содействии начальника конвоя Иванова я бежал из-под ареста и скрывался на Солянке у одного из друзей Коллонтай (фамилию его я сейчас не помню), работавшего в комиссариате социального обеспечения”.

Неожиданный отъезд Дыбенко, а, по существу, самое настоящее бегство из Самары, стало сигналом для разоружения анархистских матросских отрядов. Уже 7 мая 1918 года в Самаре был разоружен отряд матроса Попова. Особую роль в операции по разоружению поповцев сыграли перешедшие на сторону Ленина гидроавиаторы. До их появления, отряд Попова, окруженный четырьмя сотнями красноармейцев, и не думал сдаваться. Ситуация мгновенно изменилась с прибытием моряков: «Черные дьяволы пришли. Пора сдаваться». Затем матросы гидроотряда совместно с красноармейцами разоружили и арестовали местных анархистов. Оставшиеся же на свободе члены анархических ассоциаций через неделю все же подняли мятеж. Отряды