восставших заняли почту, телеграф, телефонную станцию. Они выпустили из тюрьмы уголовников, а также выступавших против Советской власти представителей буржуазии и вооружили их. К восставшим присоединились воинские части, в том числе и часть “Северного летучего морского отряда” мичмана Павлова и матроса Смородинова. Представители последних позвонили в штаб гидроотряда с просьбой поддержать восстание. Но те заявили: «Кто посягнет на советскую власть и горсовет, будет иметь дело с нами». Мятеж в Самаре удалось подавить только после того, как в город вошли отозванные с дутовского фронта красноармейские части. Несколько недель после этих событий чекисты еще расстреливали оппозиционеров, которые выступали за власть свободных Советов и верили Дыбенко…

* * *

Суд над Павлом Дыбенко в мае 1918 года в Гатчине наглядно продемонстрировал существовавшие политические разногласия среди большевистского руководства. Крыленко и Троцкий, по-прежнему, требовали для Дыбенко смертной казни. При этом обвинителем выступал Крыленко. Защитник Штайнберг заявил: «Дыбенко становился всё опаснее, и единственной причиной дела было стремление удалить его с политической арены». Александра Коллонтай утверждала: «Я чувствовала, что Дыбенко предали. Нарва, — говорила она, — не была истинной причиной ареста».

Речь Дыбенко на “народном суде” отличалась революционным пафосом. Впоследствии Коллонтай призналась, что речь Дыбенко писала она. Вот лишь одна цитата из речи опального наркома: «Я не боюсь приговора надо мной, я боюсь приговора над Октябрьской революцией, над теми завоеваниями, которые добыты дорогой ценой пролетарской крови. Помните, робеспьеровский террор не спас революцию во Франции и не защитил самого Робеспьера, нельзя допустить сведения личных счетов и устранения должностного лица, не согласного с политикой большинства в правительстве. Нарком должен быть избавлен от сведения счетов с ним путем доносов и наветов. Во время революции нет установленных норм. Все мы что-то нарушали. Матросы шли умирать, когда в Смольном царила паника и растерянность. Я не боюсь вердикта суда в отношении себя самого, я боюсь вердикта в отношении Октябрьской революции, и её завоеваний, оплаченных ценой пролетарской крови. Мы, как народ, не может позволить личным конфликтам и интригам уничтожить того, кто не согласен с политикой большинства в правительстве. Неважно, каким будет решение этого суда, матросы знают правду, и я останусь в первых рядах революции, поскольку матросы поддерживали меня и всё ещё мне доверяют».

После четырех часов заседания, председатель Берман и другие члены трибунал, как и обещал Ленин, приняли решение о невиновности Дыбенко и оправдали его по всем пунктам. Есть свидетельства, что Дыбенко, явившись на суд, пообещал хранить молчание относительно получения большевиками «немецких денег», о чем он, якобы, ранее грозился всем рассказать, а так же дал слово не заниматься политикой и никогда более не стремиться в «вожди». Верные матросы вынесли Дыбенко из зала заседаний на руках.

В 1938 году, после своего ареста на допросе 13 мая П.Е. Дыбенко заявил: “Накануне суда в «Правде» было опубликовано извещение о назначении суда надо мною заочно, в связи с моим побегом.

Посоветовавшись с Коллонтай, мы решили, что мне нужно добровольно явиться в суд, т. к. иного выхода у меня не было. Коллонтай же сообщила мне, что она воздействует на прокурора Крыленко, для того, чтобы меня реабилитировать. Так оно и произошло. Я явился в суд и судом был оправдан, благодаря тому, что я на суде скрыл действительные обстоятельства сдачи немцам Нарвы и свою попытку поднять антисоветское восстание на Волге при помощи находившегося у меня в отряде мичмана Павлова.

Следователь: Расскажите подробнее, кто такой мичман Павлов?

Дыбенко: Мичман Павлов примыкал к левым эсерам и к тому времени был человеком настроенным резко антисоветски. В отряде у него имелась своя группа моряков-эсеров и несколько анархистов, на которых мы опирались, устраивая систематические пьянки, допуская грабежи и насилия над населением. Мы создали свой крепкий кулак в отряде из эсерствующих и анархиствующих элементов, и мичман Павлов был моей опорой в деле обеспечения на отряд в целом (так в тексте — В.Ш.)

Следователь: Где сейчас Павлов?

Дыбенко: Я с ним расстался в том же 1918 году и затем встречался лишь случайно. Последний раз я его видел в 1930 или в 1931 году в Москве на улице. Встреча была краткой, он рассказал, что работает в одном из вузов в Москве, в каком именно, сейчас не помню».

Что касается верного друга Дыбенко мичмана Павлова, то после бегства своего шефа в Орел, он, от греха подальше, также покинул Москву и через некоторое время на Урале, где возглавлял бригаду в 35-й стрелковой дивизии. Больше его пути с Дыбенко уже никогда не пересекались. Видимо, Павлов вовремя понял, что иметь дело с Павлом Ефимовичем себе дороже. Гражданскую войну Павлов закончил на Дальнем Востоке, командуя 2-й Амурской армией, получил орден Красного Знамени. После окончания Гражданской войны бывший мичман некоторое время служил заместителем командующего частями особого назначения, (печально знаменитые ЧОНы), занимавшиеся карательными акциями против крестьян. Когда ЧОНы перешли в ведение чекистов, Павлова оттуда попросили. Некоторое время после этого он работал инспектором вузов наркомата обороны, руководителем военно-морской инспекции НК РКИ СССР.

Потом его попросили и оттуда. На момент своей последней встречи с Дыбенко, Павлов трудился военруком в Комвузе имени Свердлова, затем занимал достаточно высокий пост начальника управления — члена коллегии НК совхозов СССР. Несмотря на то, что имя Павлова фигурировало в показаниях Дыбенко, и его вполне можно было бы привлечь к уголовной ответственности за художества в 1918 году, никаким арестам бывший мичман не подвергался. Дальнейшая его судьба так же сложилась достаточно благополучно. На начало Великой Отечественной войны Павлов работал председателем общества «Дирижаблестрой». Затем в звании полковника и в должности командира 51-й стрелковой бригады, входящей в состав 4-й ударной армии генерала Ерёменко, участвовал в освобождении Калининской и Псковской областей. В 1943 году по состоянию здоровья Павлов оставляет военную службу и спустя три года умирает после тяжелой болезни.

* * *

Следует отметить, что буквально через месяц в июне 1918 года в наступление на матросов Балтики уже перешел Троцкий. При этом его первой жертвой стал начальник морских сил Балтийского флота А.М. Щастный, обвиненный во всех возможных грехах, в том числе и в… “излишней популярности на флоте”.

В июне 1918 года капитан 1 ранга А.М. Щастный был вызван для доклада в Москву и там неожиданно арестован. Следует отметить, что в тот момент А.М. Щастный действительно находился на пике своей популярности среди матросов, как флотоводец, сумевший перевести в сложнейших ледовых условиях весь Балтийский флот из Гельсингфорса