отвечал брат Тимофей. — Думал, сам постреляю, ну раз уж приехал — давай ты.

— Кого надобно хлопнуть? — сразу спросил казак. — Вы, наверное, Стервь Холодную приговорили?

— До неё не добраться, — с сожалением отвечал ему Квашнин. — Она из своего дома носа не показывает. А у второй твари паровой земляной крейсер, бронированный. Его из винтовки тоже не взять. Поймать её без брони — так это поди попробуй распознай, где она бывает, так что ты опять не угадал, брат.

— Ну а кого же тогда стрелять будем?

— Прожектора, — неожиданно произнёс Елецкий. — Мы с Аполлинарием думали, что он будет лодку запускать, а я прожектора выключу, теперь же прожектора за тобой. А винтовочку погляди, попробуй, пристреляй; с этого берега до прожекторов полтора километра будет.

— С вон той удобной площадки, — указал инженер на небольшое возвышение на берегу реки, — до первого прожектора тысяча двести семьдесят метров.

— Ну, казак, попадёшь? — ухмылялся брат Тимофей.

Тютин поставил свёрток рядом с собой, прислонив его к дивану, а сам встал в своей двуколке и приставив руку козырьком ко лбу, стал вглядываться в далёкий левый берег Эльбы.

— Ну, что скажешь, казак? — подначивал его Елецкий. — Попадёшь?

— Далековато, — задумчиво отвечал тот, не отрывая глаз от противоположного берега. — Сейчас не шибко хорошо видно эту заразу… Но ведь ночью, надо думать, он будет светить!

— Будет, будет, это ты не сомневайся, — заверил его инженер.

Они переглянулись с братом Тимофеем и тот, тоже улыбаясь, сказал:

— Ладно, казак, ты ружьишко-то погляди. То ружьишко не простое.

— А какое же? — Тютин стал разматывать ткань, в которую было обёрнуто оружие. — Волшебное, что ли?

— Волшебное, волшебное, — заверил его Елецкий. — Вон, собутыльник твой сотворил волшебство.

А казак развернул и стал рассматривать винтовку.

— Ишь ты! Немецкая? Однозарядная, — он вытянул затвор. Заглянул в ствол. — Нарезка хорошая. Сколько тут? Семь миллиметров?

— Русская, курсант Михайловского артиллерийского училища Мосин придумал. Под унитарный патрон семь шестьдесят две.

— О, наша, значит, — вишь ты, а на вид не хуже немецкой или аглицкой какой, — Тютин продолжал рассматривать оружие и наконец дошёл до главного, ещё не виданного им. — А это что? Для чего сюда подзорная труба привинчена?

— А как ты думаешь? — спрашивал его брат Тимофей.

— Загляни в неё и наведи на тот берег, — предлагал Квашнин. — Погляди, может, что увидишь.

— О! Ты глянь, — восхитился Тютин, приложив приклад к плечу, а глаз к окуляру оптики. — Всё вижу.

— Прожектор видишь? — интересовался Елецкий.

— Кажись, вижу, — медленно отвечал казак, не опуская оружия и продолжая рассматривать противоположный берег.

— Их шесть штук: два справа от корабля, два слева и два на самом линкоре, — стал объяснять Квашнин. — Баркас со взрывчаткой пойдёт отсюда, так что нас интересуют в первую очередь те два, что ты сейчас должен видеть. Если их не нейтрализовать, пулемётчики расстреляют лодку.

— Ага, понял, — всё так же не отрывая глаза от подзорной трубы, говорил Тютин. — Значится, два прожектора. Ага, вижу оба… Надо будет их выключить.

— Прячьте винтовку, — произнёс брат Тимофей, который успевал поглядывать по сторонам, — люди едут.

Тютин тогда сел на свой удобный диван и стал заворачивать оружие обратно в тряпку. Сам же спрашивал задумчиво:

— Значит, надобно погасить прожектора? Два их там значит? Ну, ладно…

— Лучше, конечно, будет выключить и те, что на самом линкоре стоят, — объяснял Квашнин, — у них, конечно, угла на наш фланг не хватит, но кое-какой свет они дать могут. Но главные цели — это два правых прожектора. Ночью, когда они работают, их отлично отсюда видно, — прикидывал он, достав из кармана небольшую складную трубу и глядя в сторону верфей. — Думаю, ты не промахнёшься.

— Так-то оно так, — не очень убеждённо рассуждал Тютин, — но хотелось бы к новому ружьишку-то приноровиться малость.

— Приноровишься, приноровишься, — соглашался с ним брат Тимофей, протягивая ему небольшой, но тяжёлый узелок, — тут тридцать патронов, поехали, покажем тебе место, где можно пострелять будет.

— Вот, вот это дело, — сразу оживился Тютин.

⠀⠀ ⠀⠀

* ⠀* ⠀*

⠀⠀ ⠀⠀

Леди Рэндольф полагала, что этим утром старуха её… Нет, не похвалит. На это американка не рассчитывала, но надеялась, что Холодная леди хотя бы проявит интерес к информации, которую Дженнет Рэндольф Черчилль удалось получить, и уже этим хоть как-то поддержит её. Хотя бы не будет устраивать очередную выволочку.

Она даже сняла шляпку, чтобы лишний раз не злить старуху своей непочтительностью, и, дождавшись, когда лакей откроет ей дверь, вошла в кабинет своей руководительницы.

— А… Леди Рэндольф, — холодно встретила её начальница, она что-то писала и, едва подняв глаза на вошедшую, продолжила своё занятие.

— Доброе утро, леди Кавендиш, — американка присела в книксене.

— Доброе утро, — отвечала ей старуха, не отрываясь от своего занятия. — Надеюсь, у вас есть что-нибудь интересное?

— Да, я как следует поработала с тем старым рыбаком, у которого русская фанатичка снимала комнату; он долго не хотел ничего говорить, но Саймс всё-таки смог уговорить его открыться.

— И что же вы выяснили? — всё так же, почти не проявляя интереса, спрашивала герцогиня.

— Под утро старик не выдержал и назвал имя этой девки. Её звали Гертруда Шнитке.

— Имя, скорее всего, она ему сообщила вымышленное, — благоразумно заметила начальница.

— Он видел её новый паспорт! — почти радостно произнесла леди Рэндольф.

— Сколько она прожила и что делала у этого рыбака? — леди Кавендиш перестала писать и уставилась на американку своими воспалёнными глазами.

— Она пробыла у него два дня и три ночи, а потом ушла. Почти всё время проспала. Потом поела, он купил ей платье, и она сразу попросила его увезти её. И он согласился. Она хорошо ему заплатила.

— Гертруда Шнитке? — герцогиня чуть призадумалась. — Кажется, это не очень распространённые имя и фамилия для нижней Германии.

Насчёт этого американка ничего сказать не могла. Но она знала другое:

— Если она решит снять жильё, её можно будет отыскать по домовым книгам.

— А если она решит снять жильё у такого же бедолаги, как ваш этот старый рыбак, который не ведет никаких книг и не будет ничего докладывать в полицию? — резонно заметила леди Кавендиш.

На это леди Рэндольф лишь смогла ответить следующее:

— Но, может, я отправлю Дойла в полицейское управление? Пусть поговорит там со своими людьми в департаменте регистрации, это обойдётся нам недорого, ну а в случае удачи…, — американка не договорила.

— Вы опять её упустите? — с насмешкой спросила у неё начальница.

Тяжёлое лицо леди Рэндольф стало пунцовым, она опять не нашлась, что сказать. И поэтому Холодная Старуха закончила тему:

— Русская уже убралась из Гамбурга, ей просто незачем тут оставаться. Монахи, скорее всего, перевели