— Только до тех пор, пока ты не узнаешь, как сильно я боюсь щекотки.

Рома перевернул меня на спину и прошелся отросшей щетиной по животу и ребрам, вызвав новый приступ хохота.

— Ну хватит! Пожалуйста! Пожалуйста! Ох, постой-ка! Что это?

Я наконец увидела свой подарок на свету. Сердечко — золотое с красно-бордовой эмалью, что прекрасно сочеталось с цветными кулонами малинки и лисички. Он все продумал — такого на прилавках не найдешь, видно, что под заказ.

Я покрутила кисть, полюбовавшись красотой, и посмотрела на Рому.

— Это слишком мило!

Он притворно насупился и протянул ладонь.

— Давай обратно! Я сам буду носить.

Я засмеялась, мотнула головой и подняла руки повыше. А он подтянулся на локтях, пытаясь дотянуться до браслета, чем рассмешил меня еще больше. Это был действительно милый момент, в котором были только я, он, наши полуголые тела и смех.

Но затем произошло кое-что ужасное — что вернуло нас на землю в одночасье. Дверь моей спальни распахнулась быстро, и даром что за секунду до этого прозвучало вежливое постукивание. На пороге застыли родители — моя мама и его папа. У двоих с лиц медленно сползли улыбки, они увидели нас. Застали именно на горячем, когда Рома уже целовал меня.

Мы отпрянули друг от друга моментально. У Славы из рук выпал пакет с огромным бантом. Мама прикрыла рот рукой. Рома медленно-медленно начал перекатываться с кровати. И я была рада, что на нем были хотя бы боксеры. Чего не скажешь обо мне, я могла лишь подтянуть покрывало до самого носа.

— Ой, мы… Хотели…

Мама пыталась что-то сказать, а в итоге выдохнула и потянула Слава за руку. Но отчим как в землю врос. Я видела, как полыхали яростью его глаза, и холодный убийственный взгляд был направлен на сына.

— Вниз, — скомандовал он таким тоном, что по спине пробежал холодок. — Немедленною.

А после развернулся и буквально полетел по лестнице вслед за мамой. Мне казалось, в местах, где он ступал, можно было разглядеть пар. Я только сейчас смогла перевести дыхание и в ужасе посмотрела на Рому.

Он запустил пальцы в волосы, слегка потрепал их и развел руками.

— Я не хотел, чтобы так…

— Я знаю! — заверила я и начала вставать. — Я пойду с тобой. Не хочу, чтобы ты один это выслушивал.

Лисицкий фыркнул и поднял с пола джинсы.

— Я все равно выслушаю все, что мне приготовлено. Но без тебя это будет не так паршиво. Оставайся здесь.

— Ром!

— Я серьезно! — Он надел футболку и чмокнул меня в губы. — Спустишься, когда закончится ор.

Я закрыла лицо руками и отчаянно застонала:

— Черт! Черт! Черт!

Вот сейчас, первый шок прошел и я наконец поняла, что осуществился мой ночной кошмар.

— Это не было бы так страшно, если бы мы их подготовили и рассказали.

— Я знаю! — воскликнул Рома у двери. И таким тоном, будто был очень рад, что до меня все же дошло.

А вот я теперь знала, что он был прав. Да, они поймали нас, и да, это самая неловкая ситуация, какую можно себе представить. Но я бы все равно не отказалась от Ромы, даже если, в конце концов, у нас с ним ничего толкового не выйдет. Я просто очень не хотела ссориться с родителями и нарушать семейную идиллию мамы и Славы. Они оба заслуживают быть счастливыми и не переживать о нас, своих детях. Но мы их подвели и подсунули не очень приятный сюрприз.

Я упала на кровать и закричала в подушку. С Днем рождения меня! Двадцать лет я запомню на всю жизнь.

Когда внизу что-то грохнуло, я подорвалась с места. Начала судорожно одеваться, даже не заботясь о том, чтобы умыться. Рома был прав, криков не избежать, но то, что я услышала с лестницы, сковало меня по рукам и ногам.

— Признайся! Ты ведь сделал это, лишь бы мне насолить! — орал Слава. — Я знаю, о чем мать просила тебя. Сразу понял, что она не успокоится, пока не вымоет тебе мозг окончательно. Я заказал прослушку ваших разговоров на днях, и вчера получил распечатку. Как она сказала, а? «Раз ты не можешь получить деньги от этого жмота, то женись на русской паразитке». Она посоветовала тебе поступить с Милой так, как я поступил с ней, да? А ты рад стараться.

Смех Ромы — ехидный и злой — прошелся по нервам, оставляя глубокие царапины.

— Боже… Тебе так нравится в это верить?

— Мне не надо верить! Я, блядь, своими глазами видел, ты, ублюдок! Я подозревал, но очень хотел верить, что ошибался. Что ты с девочкой сделал? Разве не видишь, насколько она чистая и ранимая?

Мама показалась в коридоре. Она вышла из кабинета, где ругались Слава с Ромой, и увидела меня на лестнице. Она застыла как и я, когда наши взгляды пересеклись. И меньше всего мне сейчас хотелось видеть на ее лице боль и сожаление. Она ведь не верит в то, что сказал отчим? Это неправда все. Рома не стал бы… О чем они вообще?

Я мотнула головой и заставила себя спуститься по лестнице. Всего одна ступенька, и новые слова Ромы буквально волной снесли мою реальность:

— Будешь мне рассказывать, о том, какая она ранимая? Ты? Тот, кто спал с ее мамой, пока она была ребенком, а ее папа уезжал в командировки? Это вы не рассказываете, прикрываетесь миленькой историей школьной любви, чтобы ее чувства не ранить, а?

Мама теперь точно начала напоминать статую, и ее взгляд стал каким-то пустым, остекленевшим. Это не была нормальна реакция на ложь. Это была типичная реакция на правду. Даже не двойной… тройной удар по моей реальности, и я буквально осела. Спустилась на ступеньках и вцепилась в холодные поручни — металл будто обжигал. Мы с мамой, смотря друг на друга, одновременно вздрогнули со звуком удара. Она ожила, сморгнула слезы с раскрасневшихся глаз и побежала в кабинет, зовя Славу, а я так и не пошевелилась.

Значит, хотя бы в этом он не солгал. Я не хотела даже слушать, даже предполагать, но все это время Рома был прав. Он так спокойно говорил об этом… нет, зло, но все же так, будто уже принял историю, записал в прошлое и смирился с таким исходом. Для меня же сейчас все в который раз переворачивалось вверх дном. Я не хотела принимать, не хотела стирать из памяти образ доброй честной мамы, которая никогда! Никогда бы так не поступила с покойным папой. Он не был достаточно заботливым и внимательным к ней, но она не имела права! Это так… Неправильно.

Это слово больно резануло по сердцу. Я больше не знала, что оно значит. Есть ли вообще хоть что-то правильное в этом мире? Неподдельное и настоящее? Улыбка Рома сегодня? Его полный обожания взгляд? Он смотрел так, будто вот-вот собирался признаться в любви. Все это тоже фальшивка?

Он вылетел из кабинета вьюном, грохнув дверью так сильно, что по стене и лестнице пошла вибрация, а я даже не пошевелилась, будто приросла к этим перилам. И точно стала невидимкой, ведь он не заметил меня, не обернулся, не поймал мой взгляд. Может быть, во мне еще оставалось капелька надежды, что он опровергнет все, и у него найдутся вполне сносные объяснения, но Рома просто ушел.