Чтобы попасть к себе в третий корпус, мне надо было миновать длинный коридор, вдоль которого располагались помещения приемного покоя, и подняться на второй этаж по узенькой лестнице - больных поднимали туда на грузовом лифте. Оттуда мой путь лежал по небольшому переходу, соединяющему восьмой и седьмой корпуса, до развилки, от которой шел самый длинный туннель до третьего и четвертого корпусов. Мне показалось, что на этот раз в переходе было особенно темно; я пробиралась вперед по наитию и жалела, что у меня с собой нет фонарика.

Интересно, в каком именно месте капитан КГБ Семенов чуть ли не до смерти напугал мою сестру, внезапно материализовавшись на ее пути? Наверное, здесь, у этого самого поворота… да нет же, какая я невнимательная: она же ясно написала, что он выскочил на нее прямо у лестницы!

Как это у нее в дневнике сказано: «Я уже поднялась по скудно освещенной лестнице, ведущей в длинный коридор-переход между корпусами, когда он внезапно появился передо мной…» Но до конца припомнить ее фразу я не успела: я как раз дошла до развилки, когда из-за поворота вдруг появилась какая-то тень. Это был силуэт огромного мужчины с молотком в непомерно длинных руках; в долю секунды у меня промелькнула мысль, что в жизни так не бывает, это какой-то призрак, и я с диким воплем пригнулась; как выяснилось впоследствии, это инстинктивное движение спасло мне жизнь.

Я ощутила внезапную боль в правом виске, как будто в этом месте что-то взорвалось, и темнота вокруг меня сгустилась на несколько мгновений в непроницаемый черный мрак. Но сознания я до конца не потеряла; я еще не полностью сползла на холодные каменные плиты, как вдруг почувствовала, что меня поддерживают, и из тьмы передо мной выплыло лицо Володи. Глаза нестерпимо резало, как будто пульсирующая боль в виске распространилась и на них, и я прикрыла веки; ноги меня не держали, и я повисла у него на руках - и при этом я почувствовала, как ни странно, исходившую от него ласковую нежность. Я не знаю, как это объяснить, разум у меня еще не включился, но на бессознательном уровне я ощутила, как он тревожится за меня - и, более того, я погрузилась в шедшее от него тепло, я почувствовала, как меня окутывает волна его чувств… каких? то ли это была простая привязанность, то ли нечто большее. Конечно, тогда я ничего не анализировала, я просто ощущала. Мне кажется, я уже была в состоянии выпрямиться и стать на ноги, но мне было так хорошо в его объятиях, что я как бы в забытьи обвила его шею руками, и он подхватил меня. Обратный путь - а Володя нес меня снова в приемный покой - показался мне совсем коротким, и если бы не грызущая боль в виске, он был бы еще и изумительно приятным.

Наверное, на какое-то время я все-таки отключилась, потому что когда я в следующий раз пришла в себя, то уже лежала на кушетке в одной из смотровых; собственно говоря, меня привела в чувство боль, которая из тупой вдруг стала резкой и режущей. Я застонала и услышала над ухом знакомый спокойный голос Сени, травматолога, который в этой смене выполнял обязанности также и хирурга:

- Потерпи, Лида, последний стежок.

Я приоткрыла веки и сквозь ресницы увидела смутные очертания склонившихся надо мной людей: кроме Семена я различила лица Володи и одной из тех медсестер, которые держали бравую рокершу Свету.

- Повезло, скользящий удар, - вполголоса говорил Семен, нестерпимо больно натягивая кожу мне на лбу. - Чуть ниже - ей повредило бы артерию, чуть в сторону - остался бы безобразный шрам на лбу и мог пострадать глаз.

- Как ты думаешь, каким предметом ее ударили? - это уже был голос Синицына.

- А черт его знает… С одной стороны, здорово рассечена кожа, с другой - серьезный ушиб. Дай Бог, чтобы не было сотрясения. Знаешь, мне кажется, это должно быть что-то похожее на неврологический молоточек с заостренным концом.

- Как ты думаешь, она нас слышит? - я почувствовала, как Володя крепко сжал мою кисть.

- О чем ты меня спрашиваешь, разве ты не видишь, что она порозовела, и пульс почти в норме? - Семен закончил свои манипуляции и не очень нежно потряс меня за плечо:

- Лида, открывай глаза, ты теперь в порядке!

Как мне ни хотелось понежиться в блаженстве полудремы, когда не надо ни думать, ни действовать, но пора было возвращаться к действительности. Я заставила себя приподнять верхние веки, которые не желали меня слушаться, и, поддерживаемая Володей за плечи, села на кушетке.

- Что это было? - я обращалась к Володе.

- Если бы я знал! Я шел в приемное, когда услышал твой крик и побежал; я был совсем рядом с поворотом и успел только заметить, как какая-то тень промелькнула под единственной лампочкой и метнулась направо, к седьмому корпусу; мне было не до нее - я в первый момент испугался, что с тобой… что ты уже неживая.

- Нет, как видишь, я вполне живая… И если мне дадут глотнуть немного кофе, я, пожалуй, буду не только живой, но даже работоспособной…

На меня зашикали, кофе не дали, но зато Семена осенило, и он с просветленным лицом вытащил откуда-то бутылку коньяка и от души налил мне полную мензурку. Это было райское питье! Правда, когда я закашлялась, снова дернуло в виске, и я, подняв руку, нащупала широкую полосу пластыря, которая шла от уха к границе волос на лбу.

- А зеркало мне кто-нибудь даст?

Медсестричка переглянулась с Семеном и ответила:

- Завтра утром насмотритесь.

- Что же, я так и буду шастать всю ночь с таким украшением?

- Ну ты, мать, даешь: крошечная мензурочка - и уже пьяная! Кто ж тебя в таком виде дежурить-то пустит? - Сеня уже откровенно смеялся, дав себе полную волю - наверное, я и его здорово напугала.

Впрочем, я тоже почувствовала расслабление; мне страшно захотелось спать, и я не нашла ничего лучшего, чем прикорнуть у Володи на плече. Сквозь дрему до меня доходили голоса; громко, так что от них даже застучало в виске, оправдывались молоденький санитар и столь же юный милиционер, забредший на огонек к знакомой медсестре, которые, как выяснилось, были посланы на поиски злоумышленника.

- Я ведь сразу побежал, как услышал крик и Владимир Евгеньевич показал, куда этот тип подевался - даже каталку потом еле нашел. Он как сквозь землю провалился! - юношеский фальцет санитара звучал жалобно.

- Мы весь седьмой корпус обегали снизу доверху. Не будем же мы ломиться в закрытые отделения! - это говорил мент своей пассии.

Потом устроили базар уже Клава и Синицын; Клава, надевая мне на ноги сапоги, доказывала своему заведующему, что Ира вполне в состоянии присмотреть за обоими этажами, а врач всегда может понадобиться, на что Володя ей отвечал:

- Нет, вы лучше побудьте с Феликсом, а я отвезу Лиду домой. Я быстро вернусь.

Наконец меня, закутав в пальто, запихнули в тесные «Жигули» Семена, и мы поехали. Я как ни странно, чувствовала себя уже совсем неплохо, но голова кружилась, как у пьяной, какой, собственно говоря, я и была. Поэтому я безо всякого стеснения висела на Володе в лифте и только на последний этаж поднялась уже своими ногами, посчитав, что он и так достаточно поносил меня на руках.