- Ну почему же, могут и спросить - тогда ты скажешь, что тебя срочно вызвали в реанимацию, и никто тебя больше не станет задерживать, - ответил за меня Володя. - Аля часто так инструктировала родственников своих пациентов, с которыми хотела побеседовать вечером, чтобы никто не мешал.

- Что ж, давайте подведем итоги, - Эрик говорил не терпящим возражений тоном, и я поняла, что он ни за что не даст отнять у себя лавров Великого Детектива. - Таким образом, убийца через приемный покой свободно мог проникнуть в больницу и потом в психосоматическое отделение и ординаторскую, где работала Аля - если только он знал больничные порядки и у него была своя гранка. То есть это мог быть любой из выписавшихся Алиных больных, например Кирилл Воронцов, или сотрудник Конторы. Тех, кто работал в больнице и в тот вечер не дежурил, например Сучкова, легко бы опознали, а это ненужный риск. Значит, если убийство задумал он или его сообщники, он сделал бы это чужими руками - скорее всего, руками санитара Витамина.

Что ж, по-моему, у нас уже кое-что прояснилось…

И тут мужчины, как по команде, посмотрели на меня, и в глазах их была тревога; не могу сказать, что это мне было неприятно. Наконец Эрик сказал:

- Если мы правы насчет Витамина, то будь осторожнее: убийца рядом с тобой. И это он, скорее всего, так напугал нас в тот вечер.

- И вообще, пожалуйста, не ходи никуда одна - и прежде всего в морг, - это уже был Володя.

Я умилилась, умильно им это пообещала, и на этой серьезной ноте мы и расстались, договорившись, что все свободное время в ближайшие дни посвятим поискам и расспросам свидетелей.

16

На следующий же день - вернее, на следующую же ночь, - кое-какие версии гибели Али отпали сами собой, и этому можно было бы радоваться, если бы прогресс в нашем расследовании чуть не стоил мне жизни. Впрочем, если не считать легкого шока, я осталась живой и невредимой, так что наутро я уже радовалась.

Это суточное дежурство началось для меня очень удачно. Во-первых, пациенты в моем собственном отделении вели себя, как паиньки, так что мы с Ирой Милославской, дежурной сестрой по третьему этажу, даже забеспокоились: так хорошо не бывает. На пятом этаже все тоже было относительно спокойно, там царила величественная Клава, и она без моей помощи утихомирила одну чересчур разошедшуюся больную. Я прошла по палатам, проверила состояние особо тяжелых пациентов: мать, на глазах у которой сын попал под машину, мирно спала, накачанная лекарствами; пожилая учительница, которая никогда в жизни не пила и не курила, но тем не менее каким-то образом заработала себе цирроз печени и теперь, умирая, злилась на весь мир, сегодня не доводила до слез очередную жертву, а тихо что-то писала. Студент по имени Феликс, который накануне пытался покончить с собой из-за того, что им пренебрегла девушка, находился в отделении, не пытался убежать и даже удостоил меня разговором - я вздохнула с облегчением, потому что Володя очень беспокоился по его поводу и даже звонил мне из дома.

Таким образом, у меня оставалось более чем достаточно времени, чтобы поговорить с двумя вызванными на этот вечер мужчинами, блудным мужем одной пациентки и оскорбленным женихом другой. И тут я осталась собой довольна. Блудному мужу, доведшему жену до нервного срыва тем, что два раза в неделю собирал вещи и уходил навсегда к любовнице, а через день навеки возвращался, я поставила ультиматум: велела решить окончательно и бесповоротно, с кем из двух дам он остается, и дала неделю на размышление; он удалился, жалобно виляя хвостом.

Со вторым молодым человеком вышло еще более замечательно. Ко мне попала Вера, очень красивая пациентка родом из небольшого подмосковного города - и не дура притом, хотя один раз в жизни она повела себя необычайно глупо и за это поплатилась. Вера с ранней юности пользовалась необыкновенным успехом у мужчин и вела бурную любовную жизнь; к тридцати годам она устала от романов и захотела выйти замуж. И подходящий случай такой представился: в нее влюбился молодой банкир - не из нуворишей, а настоящий профессионал, окончивший когда-то Финансовую академию. Она ответила ему взаимностью; подозреваю, что во многом ее благосклонность объяснялась той бедностью, в которой Вера, как честная женщина жила. Она, конечно, могла себе найти хорошую работу - кандидат наук как-никак - но предпочла тихую семейную гавань, и я ее понимаю. Но тишины не получилось - вместо этого разразился шторм: из давно забытых времен юности выплыл старый возлюбленный, веселый бесшабашный моряк, которому все, как и десять лет назад, было трын-трава. И Вера не устояла: позабыв обо всем, она кинулась в его объятия - и в его постель. Три дня они не выходили из его квартиры - между прочим, на соседней улице - а на четвертое утро он заявил, что завтра снова улетает в Новороссийск и уходит в рейс.

Жениться? А разве он что-то обещал?

Все это происходило за неделю до свадьбы. Когда Вера возвратилась домой, там ее ждал оскорбленный до глубины души жених, который высказал ей все, что о ней думал. И Вера оказалась у разбитого корыта: ее оставили и жених, и возлюбленный, и к тому же в их маленьком городке все указывали на нее пальцем. В отчаянии Вера попыталась отравиться, и так как все, что она делала, она делала хорошо, то это у нее почти получилось. Ее чудом спасли и переправили к нам; она все еще была слаба - физически, но быстро приходила в себя в плане моральном.

Мне понравилось, что она не впала в депрессию, хотя во всем винила только себя; сейчас она пыталась судорожно найти выход из ситуации. Я спросила ее:

- Вера, так кого из них вы все-таки любите?

- Теперь я понимаю, что никого. С Толей (моряком) - это была всего лишь вспышка юношеской страсти и чувственность, а своего финансиста я, очевидно, тоже не любила - иначе я не побежала бы сломя голову к Толику, стоило ему только свистнуть.

- А чего - или, скорее, кого - вы бы хотели сейчас?

- Зачем думать о том, чего не может быть? Конечно, я хотела бы стать женой Максима…

- Вы в этом уверены?

- Да, теперь, сравнив его с Толиком, - уверена. Конечно, Максим - зануда, но он мужчина и понимает, что такое ответственность. За ним я была бы как за каменной стеной - это звучит, наверное, банально. Но это все беспредметный разговор, он меня никогда не простит.

- Да, вас он никогда не простит. Но давайте сделаем так, чтобы вы его простили.

Она смотрела на меня в изумлении, распахнув свои огромные глаза - радужки у нее были цвета спелой сливы. Наверное, меня осенило именно потому, что она была так хороша - мне совсем не хотелось видеть ее сломленной.

К тому же я краем глаза наблюдала за Максимом, когда он, строгий и чопорный, с букетом гладиолусов в руках, пришел навестить свою бывшую возлюбленную - ему передали, что она была при смерти. Он держался подчеркнуто формально, даже цветы выбрал абсолютно официальные, и тем не менее я почувствовала в нем слабинку. Такие мужчины, как он, обычно жалостливы, несмотря на неприступную внешность.

Я поделилась своими планами с Володей, оторвав его от бумажной работы, которой много выпадает на долю заведующего: он посмотрел на меня, сняв очки, - на работе он все-таки их надевал - и сказал: