Мишель де Граммон на предложение Тимка принять участие в нападении на Сантьяго ответил немедленным согласием. Он давно собирался провернуть нечто подобное, потому что испанцы, опасаясь пиратов, стали снаряжать целые флотилии для отправки сокровищ на родину. Десять, а то и двадцать хорошо вооруженных галеонов представляли собой подвижную крепость, которую нельзя взять ни под каким видом.

Небольшие юркие суда корсаров, приватиров, флибустьеров могли лишь слегка покусывать громадины галеонов, а грузовые корабли, с которыми можно справиться, им попадались только в случае большой удачи – если шторм отделял их от каравана. Даже с тем небольшим галеоном, который Мишель взял как приз, пришлось здорово повозиться; он потерял почти половину абордажной команды.

Француз хотел общее командование взять на себя, но тут Тимко уперся, ведь это был его замысел, а главными исполнителями плана должны были стать буканьеры. Перед походом пираты обычно заключали особое соглашение, которое называлось шасс-парти. В нем указывалось, какую долю добычи должны получить капитаны и их команды и кто возглавит рейд.

Прежде всего определили суммы обязательных выплат, вне зависимости от того, какая будет добыча. Из общей суммы добычи договаривающиеся стороны обязались выделить по сто пиастров буканьерам-следопытам и двести – индейскому вождю; столько же причиталось и лекарю. Затем установили сумму выплат для возмещения ущерба раненым. За потерю руки или ноги – четыреста-шестьсот пиастров или рабы на такую же сумму. За выбитый глаз – сто пиастров или одного раба; столько же должны были заплатить и за потерю пальца. За огнестрельную рану полагалась компенсация в размере пятисот пиастров или пяти рабов. Лейтенантам причиталось по две доли, а остальные деньги должны были выплатить канонирам, рядовым матросам и юнгам в строго оговоренных суммах.

Что касается капитанов, то после вышеуказанных вычетов они получали от шести до восьми долей. Понятно, что восемь долей полагалось командиру, а шесть – его помощнику, поэтому Тим Фалькон принципиально не уступил эту «должность» Мишелю де Граммону. Впрочем, тот особо и не противился. Его больше привлекала сама авантюрная идея, нежели обогащение. Он и так уже был далеко не бедным.

Мишель де Граммон и Тим Фалькон, посовещавшись, решили добираться до Сантьяго по реке Яке-дель-Норте на каноэ, чтобы поменьше топать по земле, чего пираты очень не любили. Лодки вообще и каноэ в частности на Мейне достать было трудно, на Тортуге и в Пти-Гоав они шли нарасхват. И здесь им здорово помог губернатор Бертран д’Ожерон. Цель экспедиции капитаны сговорились никому не открывать, но этот хитрый лис сразу почуял возможность положить хороший куш в свой карман. Он быстренько конфисковал у кого-то несколько больших каноэ, сделанных из двух древесных стволов, и продал их пиратам за мизерную цену с намеком на то, что и ему причитается доля в их предприятии.

Ранним июньским утром Мишель де Граммон и Тим Фалькон оставили корабли примерно в шести лигах от берега под присмотром матросов, сели в каноэ, которых насчитывалось тридцать штук, и направились к заливу Монтекристи, куда впадала река Яке-дель-Норте. Стояла прекрасная погода, слабый ветер дул до самого полудня, но потом со стороны берега вдруг с громом, молниями и дождем налетел шквал, и на море началось такое волнение, что большие каноэ едва не пошли ко дну. Через полчаса свирепый ветер начал постепенно затихать, и к вечеру установился штиль, море стало похожим на озерную гладь.

На рассвете каноэ остановились в трех лигах от земли. Здесь предполагалось ждать до вечера, но в два часа пополудни на пиратов налетел еще один шквал, более мощный. К счастью, он оказался скоротечным. Когда его сила иссякла, корсары – они были более опытными гребцами, чем буканьеры, – стали грести к берегу, и в ту же ночь каноэ вошли в залив. В устье Яке-дель-Норте была не очень широкой, берега покрывали непроходимые мангровые заросли.

Вождь предупредил, что за деревьями, на твердой почве у берега реки, испанцы построили бруствер, чтобы не дать врагам высадиться. Сами они не принимали участия в защите укрепления – этим занимались индейцы-караибы, которые стали главными помощниками испанцев в деле поимки новых рабов. Кроме того, караибы служили в испанских войсках в качестве лазутчиков и следопытов, поэтому четыремстам пиратам пройти мимо них незамеченными не представлялось возможным. Индейцы сразу же донесут начальнику ближайшего испанского гарнизона, и тогда взять город с наскока точно не удастся.

Тогда Тимко решил тряхнуть стариной. Отобрав троих буканьеров, он ночью подкрался к индейской залоге с тыла, и ранним утром, едва начало сереть, напал на сонных караибов, прежде сняв часового. Этим он занялся лично – запорожские характерники научили его многим штукам. Индеец даже не успел ахнуть, как его душа вознеслась к древним богам.

И теперь Тимко очутился совсем рядом с настоящей сокровищницей испанцев, как утверждал вождь-аравак. В Сантьяго не подозревали, что городу угрожает страшная опасность. Пираты перехватили нескольких торговцев, направлявшихся в Сантьяго, и уничтожили небольшой отряд кавалерии – шесть человек, – который вышел из города. Похоже, испанцы хотели проверить, как себя чувствуют караибы, оставленные охранять бруствер и другие посты на океанском побережье.

Высмотрев все, что нужно, Тимко вернулся в лагерь пиратов, расположенный неподалеку, в густых зарослях. Там снаряжались мушкеты и пистоли, готовились абордажные веревки с крюками-кошками на конце, чтобы забраться на стены, а несколько корсаров, хорошо владевших испанским языком, переодевались в одежду убитых кавалеристов. У Мишеля де Граммона появилась интересная идея – войти в город через центральные ворота под видом своих. Так можно сохранить жизни многим пиратам и обеспечить эффект внезапности, который всегда помогал разбойникам побеждать более сильного противника.

– Сьёр, вы сильно рискуете, – нахмурившись, сказал Тимко, увидев Мишеля де Граммона, переодетого испанским кавалеристом.

– Не больше, чем любой из нас, – беззаботно отмахнулся Мишель: он уже весь был в предстоящем сражении. – И потом, меня никто и нигде не ждет.

Объяснение более чем убедительное. Собственно говоря, так долгое время считал и Тимко, пока не встретил красивую испанку. Образ Ядвиги вновь властно вторгся в его сознание. «Ладно, – думал он, – пусть ее и впрямь Тыш-Быковский не спрятал, а выдал замуж. Насильно!» В этом Тимко не сомневался. Но это ничего не значит. Они любили друг друга – нет, любят! – да и муж не крепостная стена, можно подвинуть. Наконец, не исключено, что Ядвига уже вдова, ведь Речь Посполитая постоянно с кем-нибудь устраивала грызню – с русскими, шведами, турками… Шляхтичи погибали тысячами, так почему бы среди покойников не оказаться и мужу Ядвиги?

После нападения на поселение в заливе Гонав Тимко начал копить деньги. Если он когда-нибудь и вернется к своей Ядвиге, то только не оборванцем без гроша в кармане. А еще Тим Фалькон уже не старался лезть к черту на рога, тем более в первых рядах. Капитан должен командовать, находясь в безопасном месте, ведь его гибель – это в большинстве случаев поражение для тех, кого он повел за собой. Руководить людьми, тем более такими, как морские разбойники, непросто, и не каждый может взвалить на себя огромную ответственность…