Ну а у самого автора Алексея Тимофеевича Черкасова (1915, Енисейская губерния – 1973, Симферополь) судьба не из лёгких. Испытал он и ложное обвинение, и арест. Отбыл три года с 1937 по 1940-й на строительстве Волго-Донского канала. Затем был освобождён, даже судимость сняли и выплатили компенсацию за годы заключения. А потом снова арест, в 1942-м, суровый приговор и психушка.

В 1985 году трилогия вышла под двумя фамилиями – Алексей Черкасов и Полина Москвитина. Полина Дмитриевна – супруга Алексея Черкасова. Она была сотрудницей НКВД, и в задачу её входила перлюстрация писем заключённых, а в их числе Алексея Черкасова. Она была поражена его письмами к матери, отправилась в психбольницу, познакомилась с Алексеем Черкасовым, разобралась в его деле, доказала невиновность и добилась освобождения, вскоре после которого они поженились. Сначала по письмам, а потом и при встрече она была покорена этим человеком.

Любовь всесильна. Замечательный писатель и философ Василий Васильевич Розанов отметил в одной из своих книг:

«Любить – значит “не могу без тебя быть”, “мне тяжело без тебя”; “везде скучно, где не ты”. Это внешнее описание, но самое точное. Любовь вовсе не огонь (часто определяют), любовь – воздух. Без нее нет дыхания, а при ней “дышится легко”. Вот и всё».

Разве не дышит этим «тяжело без тебя» и т. д. каждая строка мемуаров Матильды Кшесинской?

Но не всегда всесильны влюблённые. Что помешало цесаревичу Николаю и Матильде обрести своё счастье? Долг цесаревича перед…Тут даже не скажешь, перед чем, поскольку историей не раз доказано, что, несмотря на то что многие заморские принцессы становились в России более чем достойными супругами русских государей, в международной политике это мало помогало.

Конечно, стань Кшесинская – прикинем невозможное – супругой Ники, не гулять бы ей по Кисловодску и не вышагивать теперь с толпой беженцев, спасаясь от красных.

Вернёмся же на Северный Кавказ, где развёртывались драматические события.

Матильда вспоминала:

«…К вечеру вся беженская колонна стянулась в Тамбиевский аул… Сюда же прибыл и сам Шкуро со своим штабом, что очень успокоило беженцев, а то многие собирались двигаться дальше, хотя при наступлении темноты это было очень опасно. Мы все думали, что теперь находимся под прикрытием крупного отряда казаков. Шкуро отдавал приказания своему штабу, как будто у него большой отряд, он звонил по телефону, отдавая кому-то приказания. Это делалось так спокойно и с такой уверенностью, что все невольно верили в могущество его войска. Лишь потом мы узнали, что у Шкуро была лишь небольшая кучка казаков, и он только делал вид, будто их было много. Делалось это не зря, а чтобы ввести в заблуждение большевистских шпионов, что ему вполне удалось, – нас не преследовали.

На следующий день мы двинулись дальше на Бекешевскую станицу, но выступили почему-то очень поздно, после полудня, и прибыли туда ночью. Это, естественно, вызвало нервное настроение, так как в темноте очень легко сбиться с пути и попасть в руки к большевикам. Добрались мы благополучно, хотя с продолжительными задержками в пути. Но в Бекешевской станице оставаться было опасно. Большевики наступали, и нас двинули дальше, на Балтапашинскую станицу…

Шкуро захватил Кисловодск с очень небольшим отрядом казаков, который не выдержал бы атаки большевиков. Ему приходилось все время маневрировать и уклоняться от столкновений. Мы были окружены со всех сторон отрядами большевиков, которые шли за нами по пятам, не рискуя нас атаковать, так как не знали в точности сил Шкуро. В Кисловодске Шкуро захватил полевую беспроволочную станцию, благодаря которой он мог связаться с главными силами Добровольческой армии и получить известие, что к нам на выручку идёт в Балтапашинск сильный отряд генерала Покровского. Оба отряда, Покровского и Шкуро, представляли уже крупную силу, с которой большевикам придётся считаться. Это известие всех страшно обрадовало».

Разрозненные отряды сопротивления большевистской революции постепенно сливались в более значительные, а из них формировались ещё более крупные. Так создавались белые армии.

В Кисловодске все ждали освобождения от красных. Кшесинская вспоминала, что «в день прибытия отряда Покровского все высыпали на улицы и собрались на площади вокруг церкви. Приход и парад отряда произвели на всех нас глубокое впечатление: впереди ехали старые штандарты Конвоя Государя, блиставшие на солнце своими серебряными лентами».

Как они все, беженцы из столицы и других центральных районов России, истосковались по порядку, по стройным рядам воинских частей.

Восторг вызвало то, что «многие старые казаки, служившие в Конвое, надели прежнюю форму».

Не хотелось верить, что со старой жизнью всё кончено, что теперь править будут те, кто умеет только грабить и убивать. Должно было пройти ещё достаточно много времени, чтобы уже новая, большевистская власть обуздала беспредел.

А пока, радуясь старой форме, радуясь стройным рядам воинов, «многие становились на колени, крестились, и слёзы лились от радости».

Был праздник. Кшесинская отметила:

«По случаю прибытия генерала Покровского был организован обед особым комитетом беженцев, на который были приглашены Великие Князья Борис и Андрей Владимировичи. Это было крупным событием в нашей скитальческой жизни».

Генерал Виктор Леонидович Покровский (1889–1922) был активным участником 1-й мировой, или, как в ту пору называли её в России, великой войны, на фронтах которой дослужился до чина штабс-капитана. Но уже в январе 1918 года ему был пожалован чин полковника, а в марте – генерал-майора. Правда, чины полковника и генерал-майора он получил уже в Гражданскую войну. Они были присвоены Кубанской Радой. Позднее, в апреле 1919 года, приказом Главнокомандующего Вооружёнными силами Юга России он был произведён в генерал-лейтенанты.

Но в описываемые события он был генерал-майором.

Антон Иванович Деникин дал ему весьма лестную характеристику:

«Покровский был молод, малого чина и военного стажа и никому неизвестен. Но проявлял кипучую энергию, был смел, жесток, властолюбив и не очень считался с “моральными предрассудками”. …Как бы то ни было, он сделал то, чего не сумели сделать более солидные и чиновные люди: собрал отряд, который один только представлял из себя фактическую силу, способную бороться и бить большевиков».

Удивительна его судьба… До революции он, выпускник Одесского кадетского корпуса и Павловского военного училища, окончил после этого класс авиации Санкт-Петербургского политехнического института, а затем перед самой войной – Севастопольскую авиашколу. Стал военным лётчиком, быстро получил назначение командиром эскадрильи, а в 1916-м стал командиром 12-го авиаотряда в Риге. К сожалению, долгое время у нас предавались забвения те, кто отважно сражался на фронтах 1-й мировой войны, а затем оказался в рядах Белого движения. А между тем Виктор Покровский стал первым русским лётчиком, совершившим по тем временам не совсем обычный подвиг, – он принудил немецкого лётчика к посадке на нашем аэродроме. Так что кроме пленного нам достался и совершенно исправный самолёт. За этот подвиг Покровский был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени.