Так вот во время наступления войск Деникина на Москву прадеда взяли в заложники вместе с другими представителями культурного слоя Калуги. Посадили под арест и объявили, что если Деникин возьмёт Тулу, все будут расстреляны.

Но Деникин был разгромлен, Фёдора Мефодьевича отпустили, а позднее всё же вернули на должность директора гимназии. Позднее он перебрался в Москву и преподавал в ряде военных академий физику и высшую математику. Сохранились даже изданные академиями его методические разработки.

Там было ясно сказано: падёт туда, расстреляем, хотя и непонятно, как могли хотя бы на что-то повлиять заложники, даже если бы пожелали.

А вот описываемый эпизод в Кисловодске долгое время вообще не объясняли, что хотят от заложников.

Заложников набрали, увезли куда-то, но вот великому князю Борису Владимировичу и полковнику Кубе повезло. Привезли, велели ждать в коридоре под охраной некоего чучела в непотребной форме, но с винтовкой. И словно забыли.

Вспомнили лишь после полуночи и втолкнули в какую-то комнату, сплошь усыпанную окурками на полу. За столом важно восседал какой-то юнец с хилым лицом. «Студент», как окрестил его про себя великий князь Борис Владимирович. Среди интеллигенции, перебежавшей к новой власти, была мода на хилых и немощных волосатиков, которые каким-то чудодейственным образом оказывались в командирах над нормальными здоровыми мужиками.

– За что арестованы? – строго спросил студент.

– Понятия не имеем, – за двоих ответил полковник Кубе.

Студент сказал чучелу, стоявшему с винтовкой у входа:

– Ко мне старшего наряда, проводившего арест.

Тот пришёл, что-то стал объяснять, но запутался.

Студент приказал:

– Освободить и выписать пропуск. Пусть отправляются, откуда пришли.

Комендантский час действовал до утра.

У Матильды, когда арестованные вернулись, отлегло от сердца, но она снова подумала о великом князе Сергее Михайловиче, который всё ещё оставался в Петрограде. Она писала ему и получала редкие письма, несмотря на то что сменилась власть и, казалось бы, институты старой власти уже разрушены. Сергей Михайлович сообщил, что всем великим князьям приказано до 20 марта покинуть Петроград.

Сначала Сергей Михайлович отправился в Вятку, оттуда – в Екатеринбург. Из Екатеринбурга он успел даже прислать несколько писем, даже поздравление с днём рождения сына балерины. Пунктом отправления был указан Алапаевск. Никто ещё не знал, что готовилось чудовищное преступление по ликвидации членов дома Романовых.

Матильда рассказала о том, что было известно ей об этом преступлении:

«Вскоре… по радио сообщили, что Сергей и члены семьи, находившиеся вместе с ним в заключении в Алапаевске, похищены белогвардейцами. Это сообщение, увы, было заведомо ложное. Но кто тогда мог допустить такое вероломство. А как тогда мы были счастливы, что они спасены. Год почти что спустя, когда Сергея уже не было в живых, мы получили несколько открыток и даже одну телеграмму, застрявшие в пути.

Июль прошёл сравнительно спокойно, но к концу становилось всё тревожнее и тревожнее. Еще в первых числах июля по Кисловодску распространился слух о гибели в Екатеринбурге Государя и всей Царской семьи. Мальчишки бегали по городу, продавая листки и крича: “Убийство Царской семьи”, но никаких подробностей не было. Это было настолько ужасно, что казалось невозможным. Все невольно лелеяли надежду, что это ложный слух, нарочно пущенный большевиками, и что на самом деле их спасли и куда-то вывезли. Эта надежда ещё долго таилась в сердцах. Я до сих пор слышу голоса этих мальчишек, как эхо расходившееся по всем направлениям».

Конечно, Кшесинской впоследствии стало известно многое. Но был создан такой калейдоскоп сведений, что трудно было разобраться, где правда, а где ложь.

А вот в Кисловодске великих князей всё ещё не арестовывали, хотя было ясно, что за этим дело не станет. Кшесинская вспоминала:

«Потом наступили кошмарные дни. Седьмого августа… были взяты Великие Князья Борис и Андрей Владимировичи и увезены в Пятигорск с группою других арестованных… На следующий день, 8 августа, к вечеру, они вернулись домой, но находились под домашним арестом. В доме был поставлен караул, и выходить они не могли.

…Потом я узнала, что произошло. В ночь с 6 на 7 августа дача Семенова, где они жили, была оцеплена большим отрядом красноармейцев, часть которого вошла в самый дом, и у всех дверей комнаты, где они спали, поставили часовых, чтобы никто не мог выйти и сообщаться друг с другом. Обыскав весь дом, они приказали Великим Князьям Борису и Андрею Владимировичам одеться и следовать за ними. Полковник Кубе, адъютант Великого Князя Андрея Владимировича, в последнюю минуту попросился их сопровождать. Никто в доме не знал, куда их повели. Думали сперва, что их повели в местный совдеп, как обыкновенно бывало, но оказалось, что их повели на вокзал и посадили в вагон под охраною часовых. В тот же вагон постепенно стали приводить арестованных: генерала Бабича, бывшего Наказного Атамана Кубанского Войска, Крашенинникова, Прокурора Петербургской Судебной Палаты, и князя Л. Шаховского. Сбор арестованных длился с пяти часов утра до девятого часа. Пока они ещё все сидели в вагоне, как мне рассказывал потом Андрей, солдаты говорили, что здесь, в Кисловодске, проживает Кшесинская, следовало бы и её захватить с собою. Арестованных отвезли в Пятигорск, сначала в местный совдеп, а оттуда, после допроса, в Казенную гостиницу, где всех заперли в одной комнате: Бориса, Андрея, Кубе, генерала Бабича, Крашенинникова и князя Л. Шаховского. Ночью сперва вывели и перевели в местную тюрьму Кубе, Крашенинникова и князя Л. Шаховского, а потом генерала Бабича, который был тут же, на улице, растерзан толпою».

Над всеми узниками нависла угроза смерти. Но и в рядах комиссаров были разногласия. К примеру, комиссар Лещинский был против лишнего кровопролития. Конечно, ангелов в среде апологетов новой власти не было, но и чистым зверьём были далеко не все. Несмотря на требование местного совдепа расстрелять всех, Лещинский сумел убедить депутатов.

Кшесинская рассказала о спасении узников:

«Лещинский предупредил их, что не доверяет местным красноармейцам, и потому вызвал из Кисловодска горского комиссара со своею охраною, чтобы их доставить из Пятигорска в Кисловодск… Красноармейцы не хотели их отпустить без прямого приказа местного совдепа, но внушительный вид горцев и их количество произвели соответствующее впечатление. Лещинский их посадил в приготовленные извозчичьи экипажи, по одному в каждый с двумя горцами, проводил на вокзал и с первым проходившим поездом сам отвёз в Кисловодск в их дом, но для охраны оставил при доме караул горцев и просил не выходить, так как не ручается за безопасность – их могут на улице схватить и снова арестовать… Лещинский потом снова приехал к Борису и Андрею Владимировичам и посоветовал им бежать в горы, так как он не может ручаться, что Пятигорский совдеп снова не постановит их арестовать, и тогда ему будет очень трудно что-либо сделать для них. Для облегчения бегства он снабдил их всех особыми документами под вымышленными именами, как будто они командированы по делам совдепа… Тринадцатого августа Борис, Андрей и Кубе бежали в горы, в Кабарду, на парной линейке, где и скрывались до конца сентября. Долгое время я совершенно не знала, где они, собственно, находятся, так как они первое время скитались по разным аулам и, только поселившись у Кононова, могли наконец дать о себе знать через доверенное лицо. Одно утешение было, что они вне опасности. Это было главное».