Евгения почувствовала себя крайне разочарованной. Ей казалось, что муж должен был проявить больше внимания к ее рассказу.

– Адвокат не обещала мне, что это поможет разрушить доводы обвинения, – неохотно призналась она.

– Тогда зачем ты мне все это рассказала?

– Просто я подумала, что ты должен это знать. Мне кажется… Не сочти это нелепым… Но у меня создалось впечатление, что ты неравнодушен к Машеньке.

Ей было невероятно трудно произнести эти слова, но она знала, что они должны быть сказаны. Весь тот кошмар, который она пережила за два месяца расследования, не шел ни в какое сравнение с тем, как ей было тяжело сейчас. Но Евгения знала, что она обязана бороться за свою семью.

– Умоляю тебя! Ты всегда была разумной женщиной, свободной от предрассудков. О чем ты говоришь? – морщась как от головной боли, произнес Александр. В его взгляде между тем промелькнуло подозрение. Неужели жене что-то известно? Кто-то ей сказал или она видела их вместе?

– Я говорю о том, что Машенька нравится тебе как женщина, и только поэтому ты настаиваешь на том, чтобы она оставалась в нашем доме.

– Чушь! И ты знаешь, что я делал это только ради тебя.

– В присутствии этой девушки в нашем доме нет никакого смысла. Об этом тебе уже говорили следователь и адвокат. Ты ждешь, когда то же самое скажет судья? Почему ты упрямишься? Почему становишься в позу, заявляя, что она останется здесь до конца процесса?

– Я думал, что сумел объяснить это тебе, – повторял он упрямо.

– Объясни это вначале себе, – печально произнесла Евгения. – Неужели ты не видишь, что из-за нее наш брак находится под угрозой развала? Как можно быть таким слепым? Очнись! Ты не разговариваешь со мной. Ты не общаешься с сыном. Такое впечатление, что ближе Машеньки у тебя никого нет.

– Господи, да почему же ты во всем обвиняешь эту девчонку?! – нервно воскликнул Александр, ничуть не растроганный тем, что в глазах его жены стояли слезы. – При чем здесь она?

– С нее все началось, Саша, – тихо заметила она. – До того, как она пришла в наш дом, мы были в полном порядке.

– Почему ты так решила? Может, этот твой случай на дороге лишь усилил противоречия, возникшие между нами уже давно? Мне иногда кажется, что нас довели до развала твои трудовые подвиги в редакции. Работа для тебя всегда стояла на первом месте.

«Вот и он произнес слово «развал», – печально констатировала Евгения. Раньше он никогда не говорил ни о развале, ни о противоречиях.

– Может, ты и прав, – неохотно признала она. – Хотя мне трудно понять, в чем я виновата. Тысячи женщин любят свою работу и отдают ей бóльшую часть своего времени. Я не думала, что моя увлеченность журналом вредит семье, ведь это не мешало мне любить вас всем сердцем. Но на самом деле я думаю, что мы оба изменились и между нами что-то сломалось.

– И что ты думаешь делать теперь? – спросил он, как ей показалось, с надеждой.

С одной стороны, Александр хотел от нее освободиться. Но с другой, он не был готов от нее уйти. Больше всего его устраивал вариант нынешних отношений. Машенька была рядом, Василиса – с ним вместе, и не требовалось принимать болезненных решений: подавать на развод, делить дом, определять, с кем останутся дети… Ему хотелось всего – и Марии, с ее молодостью и красотой, и даже жены, с девятнадцатью годами их брака.

– Я не знаю, что делать, – честно сказала Евгения. – Может, ты мне что-нибудь подскажешь?

– Мне кажется, мы должны постараться наладить наши отношения, – не очень уверенно заявил он. – Хотя бы ради Василисы.

Для Евгении его ответ прозвучал как пощечина.

– Ради Василисы?! – переспросила она. – Но не ради нас самих? Не ради нашей любви? Да ты, я вижу, уже все решил?

На глазах у нее закипели слезы. Она была бессильна перед его всесокрушающей уверенностью в том, что им стоит жить рядом только ради ребенка. К этому они пришли, прожив вместе почти двадцать лет!

Он попытался скрыть свое раздражение.

– Если хочешь, давай попробуем сделать это ради нас, – сказал он, словно делая ей одолжение. – Пусть все идет, как идет, Евгения. Пусть все как-то утрясется… Мы должны подождать, что будет дальше. Не стоит раздувать случившееся так, как это делаешь ты.

Евгения поняла, что они говорят на разных языках. Она так и не смогла до него достучаться, как ни старалась это сделать. Он был глух, слеп и влюблен. А ведь она так надеялась, что та история, которую адвокат привезла ей из городка Максимова, пробьет брешь в его сознании и он осознает, что живет в плену собственных иллюзий! Но этого не произошло. Ей нужно принять поражение как данность и не дать разрушить себя. Ведь скоро произойдут перемены. Какие именно, об этом Евгения еще не знала, но она была уверена в том, что они окажутся счастливыми…

Между тем близились мероприятия, которые в редакции «Софии» планировали провести уже давно. Это было что-то вроде праздничного тура в честь юбилея издания. Так редколлегия решила расширить географию журнала, найти новых читателей и придать празднику массовый характер. Идея показалась всем интересной, и они работали полгода, стараясь воплотить ее в жизнь: находили площадки для презентаций, искали спонсоров, думали над сценарием. Евгения носилась с этими планами, как с собственным дитем. Тем более странно прозвучало ее заявление на последнем заседании редколлегии.

– Боюсь, у меня не получится принять участие в презентации, – сказала она, игнорируя удивленные взгляды коллег. – Но я не сомневаюсь, что у вас все пройдет в лучшем виде.

В рамках празднования предусматривался выезд редакции на два дня в один из густонаселенных областных центров. Коллеги Евгении предвкушали веселое времяпрепровождение вдали от родственников и домочадцев. Тем более что, кроме официальной программы, существовала и неофициальная. Юбилей журнала был отличным поводом расслабиться.

– Евгения Федоровна, но это невозможно, – возразил Сбродов. – Вы – главный редактор «Софии», и будет по меньшей мере странно, если вы не произнесете на презентации вступительное слово.

– Мне кажется, среди нас много тех, кто умеет красиво говорить, – слабо отшутилась она, понимая, что поступает сейчас неправильно. Но разве могла она объяснить своим коллегам, что боится оставить свой дом на целых две ночи без личного присмотра? Разве она могла рассказать им о том, что все ее семейное счастье висит сейчас на тонком волоске, а ножницы находятся в руках милой девушки Маши? Тем более что ее супруг, узнав о планируемой поездке жены, высказал неумеренное, по ее мнению, одобрение: «Конечно, поезжай. Мы как-нибудь управимся без тебя». Евгению не устраивало это «как-нибудь», но больше всего ее страшило местоимение «мы». Воображение рисовало ей картины разнузданного разврата, условия для которого создаст она сама. Вряд ли в этот вечер Александр и Машенька, уложив девочку спать, будут играть в настольные игры (теперь даже в этом выражении ей слышалось что-то двусмысленное). Она даже думала предложить Софье пожить у них пару деньков, но это не решило бы проблемы, а только создало бы лишние трудности. Кроме того, она не хотела выслушивать бесконечные «я тебя предупреждала, что…» из уст своей любимой подруги. В конце концов, промаявшись неделю, Женя готова была уже написать заявление об увольнении, только чтобы не дать возможность Марии остаться наедине с ее мужем.