– А потом, не мог я тогда тебе рассказать. – Он мялся, подбирая слова. – Боялся, узнаешь про Беса, испугаешься – сбежишь. Выведаешь, что домой вернуться можно, – уйдешь. Не уверен был, что ты меня любишь. Не за царя замуж выходила. Не под натиском Яги сдалась. Не мог я позволить, чтобы ты ушла. И сейчас не могу.

– Но ведь позволил, – сказала я. – Почти выгнал. – У меня до сих пор в памяти звенело его: «Уходи!» – Знал, что люблю. Знал, что умираю от боли, и прогнал.

– Поэтому и отправил. Верил, для тебя так лучше будет. Думал, что простить не сможешь никогда, что уйдешь и забудешь про все. Про Ягу, про царство Трисемнадцатое, про меня. Про этот злополучный проход рассказывал, а сам жалел. Каждую секунду об этом жалел. Даже тогда, когда рассказывал, уже жалел.

– А сейчас уверен? Что люблю? Что прощу? – поинтересовалась я.

– А сейчас все равно! – Дмитрий сделал несколько быстрых шагов ко мне, рывком поднял, сжал в объятиях. – А сейчас мне все равно! Только не уходи. Не прощай. Не люби. Только не уходи!

Митя так сильно сжал меня, что мне стало больно и душно. Но шевелиться я не хотела. Мне тоже стало все равно. Что обманывал, что причинил боль. Я не хотела ни о чем думать, только бы вот так застыть в его руках навсегда. Только бы его сумасшедшие глаза загораживали от меня весь мир, только бы он всегда был рядом. Из-за этого я злилась еще больше. На себя и на него. Из-за того, что, несмотря на все, что он со мной сделал и что еще мог сделать, я все простила и заранее знала, что буду прощать дальше.

Он шептал:

– Все пройдет. Все забудется. Мы начнем сначала. Я люблю тебя. Моя жизнь без тебя не имеет смысла! Хочешь, я откажусь от царства? Хочешь, уедем? В Тридевятое, в Тричетырнадцатое – куда скажешь.

«Хочу! – подумала я. – С тобой я все хочу». – но, не произнеся ни звука, упрямо покачала головой.

В то же мгновение Митя меня отпустил. Взгляд его стал холодным и пустым.

– Нет, – твердо и уверенно проговорила я. – Я не хочу. Я не могу. Оставшись с тобой, я каждую минуту буду помнить о том, что ты меня предал, лгал мне и плел интриги за моей спиной. И каждую минуту буду ожидать подвоха. Всегда буду ожидать. Вы с Ягой как по нотам разыграли мою жизнь. С самого начала. Без спроса затащили сюда. Ты играл со мной, как кошка с мышкой, знал, что я привязываюсь к тебе и, как овца, пойду туда, куда скажешь, сделаю все, что захочешь. Надеюсь, Яга не приложила к этому свою волшебную ручку и не наколдовала мне беззаветную любовь и всепоглощающую страсть.

Господи, куда меня понесло? Я же так не думала. Но как остановить словесный поток, льющийся из меня? От каждого произнесенного мной слова, от каждой брошенной в адрес Мити обидной фразы его глаза темнели и холодели, а между нами по кирпичику вырастала стена.

– Я не игрушка! Меня нельзя перекладывать с места на место и убирать в шкаф за ненадобностью. Я больше не позволю вертеть собой как тебе захочется. Я сама способна решать, что мне делать с собственной жизнью.

– Хорошо! Как скажешь. Ты сама решай и делай, как знаешь. Только не забудь, что в желании быть независимой и самостоятельной ты наказываешь не только меня. – Он вышел, громко хлопнув дверью.

Конечно, я наказываю себя! Кто же спорит? И почему я не могу вовремя заткнуться? Уйду, а как без него жить дальше буду, не знаю. Только и с ним не знаю как жить. С человеком, которому не верю. Я опять села на диванчик, поджала под себя ноги. Стало пусто и холодно.

Умные люди говорят «понять – значит простить», только это вовсе не так. Я очень хорошо понимала и Ягу, и Дмитрия, на месте любого из них, наверное, поступила бы так же, а может, еще и не так. Вот только на своем месте мне было очень горько и обидно. Но – простить? Ложь, предательство. Да и дело не в прощении и вере. Не место мне в этой сказке, не приживусь я в Трисемнадцатом государстве. Бес, Горыныч, Лихо и прочая нечисть… одна Баба-яга чего стоит! Сколько бы времени ни прошло, я останусь здесь чужой. Никогда не пойму их обычаев, нравов и сложно сплетенных заговоров. Все время буду ждать, что кто-нибудь свинью подложит.

Зачем он пришел? Я уже все решила. Уже собралась. Уже убедила себя, что не отступлю, что назад дороги нет. А теперь опять все заново. Сижу и рыдаю над разбитым сердцем, разрушенными надеждами и угасающими мечтами.

Господи, ну если ты хотел меня убить – почему бы мне банально не погибнуть в автокатастрофе на улице большого города? Почему это должно произойти столь изощренным способом? Так долго, мучительно и в полном непонимании происходящего…

«Мне уже можно разговаривать или так и сидеть молча в ухе? – раздался голос рыбьей чешуйки, про которую я совсем забыла. – Если уж не желаешь общаться, то я бы предпочла не какое-то сухое и теплое ухо, а красивую и дорогую шкатулку для очень ценных вещей с влажной шелковой подушечкой», – бормотала ворчунья.

– Не до тебя мне, – сказала я вслух. В комнате все равно больше никого не было, а разговаривая мысленно, я чувствовала себя сумасшедшей.

«Никакого уважения! – фыркнула чешуйка. – Вот молодежь пошла! Бьешься изо всех сил, помогая им. Можно сказать, горишь на службе, трудишься не покладая рук… ног… краев. Все тайны земные открываешь, и никакой благодарности!»

– Никакие тайны земные меня не интересуют, – заверила я собеседницу. – У меня своих хватает.

«Тоже мне, тайны! – возмутилась чешуйка. – Тут и распознавать нечего. Ни разу он не соврал».

– Что ты сказала? – переспросила я.

«Митька, говорю, ни разу не соврал, – заорала рябая вредина в самое ухо. Так что у меня в голове зазвенело. – Все, что он тут нес, – чистая правда! Даже неинтересно!»

– Ты уверена? – Я уже готова была поверить в сговор русалочьей чешуйки и царя Трисемнадцатого царства. Только ее мне Кикимора дала очень давно. Не мог Дмитрий так все предвидеть, даже с помощью Яги.

«Ну ладно, ты глухая и слепая, бездарная, в общем. Ничего не слышишь. Но во мне сомневаться? – обиженно взвизгнула чешуйка. – Это уже слишком!»

Действительно, сомневаться в ее профпригодности причин не имелось. О таком детекторе лжи и на Петровке не мечтали.

– А что ж ты сразу не сказала? – Я негодовала – вот вредина, знает и молчит!

«Сама велела молчать! – обиделась болтушка. – Мне молчание, между прочим, нелегко дается. А теперь еще и недовольна».

Все верно. Опять я во всем виновата. Меня окружают сплошные ангелы во плоти – милы, дружелюбны, чисты в помыслах. А я, неадекватная идиотка, вечно всем недовольна!

Повесив сумку на плечо, я вышла из комнаты.

Дворец удалялся, становился маленьким. Разноцветное заднее стекло кареты раскрашивало его во все цвета радуги, придавая совершенно волшебный вид. В таких дворцах живут сказочные царевны, а не креативные директора.

Я отвернулась, уставившись в противоположную стенку экипажа. Так больно щемило сердце, но и назад я повернуть не могла. Столько гадостей Дмитрию наговорила. Теперь уже поздно.