Чертовка закусила губу и, когда между нами осталось меньше шага, я рванул вперед и грубо прижал её к шкафчикам. Она рвано выдохнула, и я ощутил острую необходимость быть в этой девчонке ― чувствовать её, двигаться в ней, доводить её.

– Ты с ума меня сводишь, ― прошептал, вдыхая аромат её волос.

– Что―то такое ты, кажется, уже говорил, ― приподнявшись на носочки, промурлыкала она, зная, что каждым своим словом и касанием дразнит.

– Если продолжишь нарываться, мы к чертям сломаем эти шкафчики, ― серьезно предупредил, но добился лишь того, что Никки сексуально рассмеялась.

И это совсем не помогло члену в штанах расслабиться.

– Пошли, а то все пробки соберем, ― она потянула меня за руку и, схватив сумку, я поддался. Помог Никки забраться в салон и, когда она удобно устроилась на сиденье, подумал о том, как идеально она ему подходит. Словно это всегда было только её место.

Мы знали друг друга всего три месяца. Три месяца. А я уже понимал, что другой такой не найду. Что она одна во всём мире ― сумасшедшая. Моя сумасшедшая.

Сел на переднее и непроизвольно повернулся к Никки.

Поймал её задумчивый, отстраненный взгляд в окне. Она смотрела куда―то вглубь парковки как―то по неестественному тоскливо. И я замер, пытаясь понять, о чем она в этот момент думала.

– Всё в порядке?

Никки сморгнула, и я заметил, как мгновенно переменился её взгляд.

– Да. Просто немного устала.

Мог бы поклясться, что она натянула счастливую улыбку ― чувствовал, но почему тогда не видел?

– Может, тогда отменим эти нелепые посиделки и проведем тихий вечер дома?

Признаться, я искал любой повод, чтобы не тащиться на сопливую мелодраму в компании сестры и друга. Мне хотелось провести время только с Никки. Но я обещал. И именно этим руководствовались две самые невыносимые девчонки в моей жизни, когда уговаривали меня пойти. И Техаса, кстати, тоже.

– И пропустить всё веселье? ― усмехнулась Никки, откидываясь на сиденье. ― Ну уж нет. Заводи. К тому же, я жутко хочу карамельный попкорн.

Никки и Мак

«Всё в порядке?» ― Мак спрашивал меня об этом, наверное, уже миллион раз. И я тот же миллион раз отвечала ему, что ничего не произошло. Я лгала. Улыбалась. И делала вид, что всё как обычно и мне в затылок не направлено дуло.

А внутри сгорала от боли, обиды и понимания, что лишь руша собственную жизнь, способна спасти остальные.

Тем же вечером, после разговора с Бобом, я получила от Венди письмо с электронным билетом на рейс. Сегодня. Через три часа.

Тейлор была на парах. Мак ― на тренировке.

Идеальное время для того, чтобы уйти, и я это знала.

Сбежать, ничего не объяснив ― подло, но я понимала, что, если попытаюсь, Мак никуда меня не отпустит. Скажет, что мы обязательно справимся. Но вместе.

Рискуя собой, рискуя Тейлор.

А я не могла этого допустить.

Гудок автомобиля выдернул меня из мыслей. Ещё раз пробежалась пальцами по бумаге, а затем положила конверт рядом со шкатулкой, взяла чемодан и вышла из комнаты.

Я не умела / не любила прощаться.

Как с людьми, так и с местами.

Этот дом стал для меня родным. Люди в нём ― семьей. Наверное, поэтому, когда я садилась в такси, ощущала, как по щекам текут слезы.

– В аэропорт, ― прошептала и, как только машина тронулась, откинулась на сиденье и закрыла глаза. Пока ехала, отключила телефон и вынула симку. Знала, что Мак попытается найти меня и вернуть, и не хотела делать ещё больнее ни себе, ни ему.

Воткнула наушники в уши и не вытаскивала их ровно до тех пор, пока не переступила порог своей старой квартиры в Хьюстоне.

Боб всё подготовил.

Везде горел свет. В вазе стояли свежие цветы.

Усмехнулась, понимая, что он даже холодильник доверху набил.

– Сервис высший класс.

Откупорила бутылку белого вина и наполнила бокал. Осушила его, наполнила ещё один и снова усмехнулась, представляя себя шестидесятилетней художницей алкоголичкой, которая даже ровную линию начертить не в состоянии. Небывалая слава и судьба спившейся от горя одиночки. Вот такая жизнь меня ждала.

И кто сказал, что не все талантливые люди кончают одинаково?

Только после звонка домашнего телефона вспомнила, что так и не включила мобильный. Я ничего не написала Бобу. Я вообще никому ничего не написала. Но он уже знал ― не сомневался, что я добралась. Ведь я приехала на заказанной им машине. Да и камеры он уже, наверное, проверил.

Подошла к базе и, ответив, включила громкую связь.

– Как добралась?

Сделала глоток и спокойно ответила:

– Оставим формальности.

Он усмехнулся.

– Ты ведь не собираешься и впредь общаться со мной, как с врагом?

– А что, если собираюсь?

– Ты ведь не глупая и должна понимать, что мои угрозы хоть и не приведены в исполнение, но всё ещё могут быть.

Зло прыснула, выплескивая вино из бокала.

– Я здесь. Вернулась, чтобы рисовать тебе дурацкие картины, деньгами от продажи которых ты собираешься набивать свои чертовы карманы. Я оставила свою жизнь в Торонто, чтобы угодить ТЕБЕ. Бросила людей, которых люблю и которым ты, кстати говоря, угрожал. Поэтому, знаешь, пожалуй, я буду общаться с тобой так, как захочу. А ты будешь терпеть и улыбаться. Потому что иначе я так тебя перед всеми опозорю, что ты больше никогда в жизни не восстановишь свою драгоценную репутацию!

Сама не верила, что сказала всё это.

Я рисковала ― очень рисковала. И в первую очередь даже не собой.

Но к моему же удивлению, Боб лишь весело расхохотался, восприняв мои слова скорее, как невинную шутку. Хоть и не совсем забавную.

– Домашняя кошечка стала дикой львицей. Мне нравится, как ты повзрослела, Никки. И нравится, что ты начинаешь показывать свои зубки.

Ухмыльнулась и со стуком поставила бокал на стол.

– Уже поздно. Тебе нужно хорошенько отдохнуть перед званым ужином.

– Каким ещё ужином?

– Завтрашним, естественно, ― довольно протянул Боб. ― Я собрал всех влиятельных партнеров и друзей, прессу и телевидение. Скажем несколько слов, поиграем в любящую семью, а затем тихо и мирно разойдемся. Ты ― рисовать свои дурацкие картины, а я ― набивать свои чертовы карманы, ― усмехнулся он. ― И Никки, советую миллион раз подумать прежде, чем что―либо выкидывать. Ты научилась кусаться, но всё ли узнала о последствиях?