— Все? — как-то устало спросил сургач, внезапно теряя интерес, будто осознав, что слишком долго беседует с никчемным мальчишкой-порхом, и что выбор оружия ничего не решит в предстоящем бое… Тем более, что бой этот вряд ли состоится, если только бог удачи — хромой Перу-Пели — не благоволит этому свежаку, как когда-то молодому Джергу Ригану.

— А еще, — Бренн на миг задумался, подойдя к соседнему столу с амуницией, — я все же возьму кулачный щит, — это лучше, чем ничего… — Он покрутил в руке треугольный баклер в полторы ладони шириной. Щит напоминал детскую игрушку, что продавались в лавке старого Ямси на Рыночной площади, и по размеру был даже меньше круглых батлеров, которые свежаки применяли на дрессировках.

— Бери, играйся, порх, — пожал плечом Риган, уже подходя к двери, подтверждая своим поведением, что бывший кортавида обсуждал с Бренном подробности схватки лишь по старой привычке, а живца-смертника с самого начала списал со счетов. Но тогда какой прок сургачу тратить на него время и разводить эту канитель с оружием и разговорами? — недоумевал Бренн.

— Да, совсем забыл, — Акулий Хрящ остановился в дверном проеме и, не удостаивая живца взглядом, бросил через плечо: — Хозяин обещал тебе свободу, если справишься с иглозубым гадом… Впрочем, это неважно.

Как это неважно? — растерянно метались мысли. Ведь свобода — это та самая цель, к которой стремятся все порхи, все живцы и кортавида… Или это неважно, потому что Джерг Риган действительно считает, что для Бренна свобода так и останется недостижимой мечтой?…

Глава 22. Цвет железа

Сердце радостно бьется. Ему семь лет. Он стоит перед угольным горном в просторной полутемной кузне. Глаза перебегают с наковален на доску с молотками-ручниками, на полки, где тускло поблескивают зубила, чеканы, подбойники и гладилки. Горьковато-крепко пахнет углем, дымом, каленым железом. Хороший запах, он успокаивает. В длинном кожаном фартуке подходит Морай и принимается разжигать горн. Он никогда не использует спички, а делает это по старинке: частыми ударами разогревает докрасна гвоздь и поджигает им паклю, а от нее уже вспыхивает костерок. Бренн завороженно следит за мастером.

Вот Морай надевает огромные рукавицы и, подождав, когда уголь в горне раскалится, закладывает туда кусок железа. Вот заготовка засветилась красно-малиновым. Кузнец клещами переносит ее на наковальню, берет ручник и начинает ковку. Удары быстрые, веселые. Когда цвет заготовки тускнеет до темно-красного, мастер останавливается: — Научись определять готовность железа к ковке по цвету. Если металл заиграет, заискрится звездами, значит, ты за ним не уследил, и он уже «сгорел». Суетиться поздно. Такая заготовка разлетится под ударами молота. Бренн важно кивает. Он понял.

— А коли заготовка недостаточно нагрета, то уж после нескольких ударов потеряет гибкость. И придется тебе опять закладывать ее в горн и нагревать. А от частых нагревов железо становится дурным, слабым… Потому в кузне всегда полумрак, чтобы легче следить за цветом металла…

***

Бренн открыл глаза и наткнулся взглядом на сырые каменные стены Загона. Впервые за полгода ему привиделся сон из его прежней жизни. Желто-красные переливы на металле, веселый огонь в горне, ободряющая улыбка Морая, сверкнувшая в полумраке…

Сегодня Игра. День смерти или день победы.

Уже за неделю до проведения Игры живцов и следующих за ней боев кортавида, стены Казаросса и городских зданий пестрели яркими афишами, сообщавшими о подробностях устраиваемого зрелища. Большими яркими буквами писали имена самых успешных бойцов, — как свободных, так и бывших порхов, сумевших выкупиться и теперь продающих свои умения за деньги. Листки с программой раздавались гостям у всех входов и на зрительных рядах.

Тухлый Краб, знаменитый своей легендарной алчностью, очень хорошо умел считать и рассчитывать, и потому стоимость билетов на самые верхние трибуны была доступна даже обитателям Канавы. Курочка, он ведь по зернышку клюет… Так думал ан Хурц, умудрявшийся разглядеть в себе, не смотря на жабью внешность, эту самую кропотливую курочку… Но основная доля прибыли набиралась за счет дорогих билетов на первые и центральные трибуны, а также — благодаря азартным игрокам и бешеным ставкам. Изучая списки бойцов, зрители заключали пари, причем это разрешалось делать и в антрактах, и даже в определенные моменты в процессе представлений. Хозяин Казаросса учитывал все мелочи, все зернышки…

Пресыщенный казнями и зрелищами, великий город скучал, если опытные бойцы расправлялись с морскими гадами слишком легко и быстро, а живцы на Игре отделывались лишь увечьями. Потому, чтобы насытить людской аппетит к кроваво-красочному зрелищу, гибель трети новобранцев на Игре рассматривалась как обязательный минимум. Пороки и страсти требовалось подпитывать, иначе влечение зрителей к представлению угасало.

***

В зелено-голубой воде древнего Аквариума растворено больше крови, чем соли, но в погожие дни она сверкает как изумруд, кожа молодых кортавида золотится под солнцем, а кровавые брызги кажутся особенно яркими и нарядными. Вместе с другими Бренн уже пару часов напряженно ждал лязга открываемого засова. Парни, которые сегодня провожали на Игру первую группу живцов, исчерпали запас насмешек и ободряющих слов, и сникли в глухом молчании. Бренн чувствовал, как в спину упираются их взгляды. Остающиеся сегодня в безопасности, они понимали, что судьба дала им лишь отсрочку на пару-тройку недель, и скоро с тем же безжалостным равнодушием насадит их на крючок… И тогда вслед за первой группой они покинут Загон, чтобы уже не вернуться.

Скудная порция жидкой похлебки не проталкивалась в горло. А больше ничего, кроме воды, им сегодня не давали. Да и плевать — от волнения Бренн все равно не мог глотать. Поставленная полгода назад цель — выжить, пробиться в группу лучших кортавида и выкупить свободу, теперь казалась далекой, как звезды, а все усилия казались тщетными. Даже лоху понятно, что обещание Тухлого Краба подарить ему свободу в случае победы над сквидом, дано лишь для вида, чтобы поддержать у зрителей репутацию «справедливого и доброго хозяина». Ведь нужно как-то обосновать тот факт, что уцелевшего живца — если он, конечно, уцелеет — сразу после Игры вновь отправляют в бой. А так — все приличия соблюдены, — великодушный владелец Казаросса Нут ан Хурц дарит шанс ничтожному, но везучему порху стать свободным. Правда, за определенную плату — за дополнительный смертельный риск. Неслыханная щедрость…

Наконец, дверь громыхнула. Сегодня Шило сопровождали четверо стражников, державших наготове тулвары — случалось, что психика