Мария вернулась примерно час спустя, разбудив меня резкимударом по низу живота.

Живи Дональд Фирн в наше время, продолжала она, он нашел быдевицу, которая согласилась бы на все это добровольно, и не пришлось бы бросатьее в колодец.

Мария всегда что-нибудь такое говорила, когда я отдавался наее милость. Она говорила, как злодей в кино, рассказывающий герою, что именноон с ним сделает, вместо того чтобы просто убить его сразу и покончить с делом.Это увеличивало ставку игры, добавляло дополнительный элемент опасности инеизвестности.

Например, Джеффри Дэймер, говорила она, работая у меня вносовой дыре окровавленным шилом Ему нужны были сексуальные рабыни, но онсовсем неправильно подошел к делу. Он пытался в домашних условиях делатьлоботомию электродрелью, рассчитывая, что его жертвы станут зомби, отвечающимина каждый кивок его пальца, но они вместо этого все умирали.

Он так и не понял, что нужно было делать.

Во все мои ушные дыры она уже загнала по гвоздю и сейчасприлаживала к моему носу гвоздь побольше и потолще. Она превращала меня вдикаря из индустриальных джунглей, втыкая гвозди во все существующие дыры.Кровь капала у меня из носа в горло, и мне приходилось ее глотать, чтобы незадохнуться Дыхание стало тяжелым, я старался контролировать его, чтобы непотерять сознание. Она бы все равно делала свое дело, а я не хотел ничегопропустить.

Дэймер мог бы пойти в те же самые бары, где выбирал своихжертв, или дать объявление в журнале и получил бы сколько угодно добровольных"рабынь", которые возвращались бы неделю за неделей и делали бы все,что он хочет, лишь бы он их не убивал. Что было бы зряшным расходом материала.

Но он же хотел еще и есть их, напомнил я.

Тело мое примите, едите, ответила она. Кровь мою пейте,кровь нового завета.

Толстые гвозди входили в отверстия, заменяя кольца у меня набровях, сосках, пупке, мошонке и по всей длине пениса, и наконец на кончике,где было знаменитое кольцо. Член был мокр от теплой крови и похож наэротическую подушечку для иголок. Все дыры пульсировали, разорванная плотьвопила от боли. Пока она работала, я вскрикивал, инстинктивно пыталсяотодвинуться от ее пальцев, хотя она делала именно то, что я хотел. Телоощущало боль, но мозг говорил ему, что это удовольствие.

Такой реакцией наслаждается каждый, кто любитогненно-наперченные мексиканские блюда. Бодибилдеры привыкают к внутреннимобезболивающим средствам собственного тела, потому что все время рвут мускулы вклочья огромными силовыми качалками. Многие являются мазохистами, даже не знаяэтого или не желая себе в этом признаваться. Остальные садисты, не признающиеэтого факта.

Мы с Марией были свободны. Мы познали себя. Но никто из насне знал, насколько далеко готов зайти другой.

Вряд ли я тебя когда-нибудь пойму, сказала она, беря тяжелуюкривую хирургическую иглу и прицепляя к ней тонкую полоску сыромятной кожи. Ятебе нужна, чтобы тебя третировать. В этом все дело. Ты хочешь, чтобы я тебясвязывала, била, колотила, обижала. Для этого ты живешь. И мне не понять, чтоты в этом находишь. Я ежусь от страха, если у меня порез или заусеница, а тысмотришь на раны как на дар Божий.

Это он и есть, ответил я.

Последние желания?

Я посмотрел на нее с жадной тоской, но сказать мне былонечего.

Она ткнула иглой мне в угол рта и стала сшивать губы.Закончив, она крепко затянула сыромятину. Пробежав руками по моей груди, оназакрутила гвозди в сосках, будто хотела их вырвать.

Я попытался вскрикнуть, но мог только приглушенно мычать.

Видишь? сказала Мария. Теперь тебя никто не услышит. Кажется,мы готовы.

Она отвязала мне руки и ноги, и я лежал неподвижно, ожидая,когда восстановится кровообращение. Подготовка была закончена. Настало времяглавного события. Она дернула меня за поводок, заставив сесть, потом стащила салтаря, заставив встать на ноги.

Идем, Гэри, сказала она. Наступает твое время. Время тебеоткликнуться на зов судьбы.

Мария вывела меня из круга света лампы. Я был голый,татуированный, израненный гвоздями продукцией моего покойного деда,инструментами плотника, принятыми у Кающихся символами страдания Кристо. Резкийветер с гор холодил тело и заставлял кусты шалфея танцевать в свете фонаряМарии. Земля под моими босыми ногами сохраняла еще тепло солнца. На небе былобольше звезд, чем я в жизни видел, и они смотрели на нас с неба единственныенаши свидетели.

Я тяжело дышал носом, сглатывая кровь: Язык ощупывалсыромятную нить, сшившую губы. Чувства мои обострились, но сам я был слаб,голова кружилась, колени подгибались. Кровь текла по внутренней поверхностибедер, капая на песок. Я шел за Марией вверх по холму, и глаза мои гипнотическибыли прикованы к лампе, а она качалась вперед-назад, как у железнодорожногокондуктора.

Мы нашли колодец, спрятанный под слоем хрупкой фанеры. Марияприсела и отодвинула ее в сторону, потом посветила фонарем в глубину.

Здесь она умерла, сказала Мария. Иди посмотри. Не бойся.

Я сделал шажок к краю, и Мария подтолкнула меня чуть вперед.Я попытался разглядеть дно, но видел только земляные стены и зияющую черноту. Япокачнулся, будто падая, но Мария меня удержала.

Я тебя держу, Гэри, сказала она. Ты теперь мой.

Мария что-то достала из сумки и показала мне. Это былпикадор многохвостая плеть из кактусовых волокон, и на конце каждого хвостазакреплен зазубренный и острый кусок обсидиана. Она дала его мне и сжала моируки на рукояти. Я знал, что с ним делать.

Она шла впереди, но оглядывалась через плечо, а мы шлипроцессией к старому калварио Кающихся, который стоял в темноте в сотне ярдовот морады.

Я шел, как я видал на фотографиях Кающихся: сгорбившись,подставив небу спину, заметая длинными волосами землю и тяжело опуская пикадорсебе на спину. Каждый камешек обсидиана был маленькой бритвой, пускающей кровь.Мария счастливо мне улыбалась, оборачиваясь. Я повторял это снова и снова, поочереди через каждое плечо. С каждым ударом Мария пела "Отче наш" или"Аве Мария". Я не давал себе пощады один удар плети на каждом шаге, ипока мы дошли до креста, их вышла, наверное, сотня.

Моя спина превратилась в кровавую реку. Кающиеся шли неголыми, а одетыми в белые хлопковые бриджи, которые поглощали красный поток. Уменя такого белья не было, и потому у меня ягодицы и почти все ноги промокли.Ветер холодил, будто я вылез из-под душа в холодную ночь.

Ты Кающийся, сказала Мария, хотя у настоящего Кающегося небыло бы всех моих проколов на теле это был ее собственный фетиш,инспирированный Дональдом Фирном и собственным плодовитым воображением Марии.