для него чересчур. А может, это был город. Или и то и другое, я не знаю. Он ни разу не выезжал из Нью-Йорка за всю жизнь. Но когда я училась на последнем курсе, они решили перебраться сюда, в Стэндиш, потому что там жила сестра моей матери. Больше он ни разу не видел униформу. Отец устроился на работу продавцом в бакалейную лавку, а мать — официанткой в баре. А летом, когда я окончила колледж, отец умер от сердечного приступа. Ему было сорок восемь. Они прожили здесь всего восемь месяцев. И он умер.

Я думаю, отец стал копом, потому что его отец был копом. Думаю, он плыл по течению, а не выбирал. И это его сломало. Он был хорошим человеком, добрым человеком, но он никогда не знал, чего хочет. И это в конце концов его убило.

Я не такая. Мне эта работа подошла с самого начала, и у меня хорошо получается. Большую часть времени я точно знаю, чего хочу и где хочу находиться. — Она повернулась под его рукой и, бледная и спокойная, посмотрела на него. — Как насчет тебя, Эв? Чего ты хочешь? Ты должен чего-то хотеть.

Сперва он подумал, она ждет ответа, что он хочет ее. Но вгляделся и понял, что дело не в этом, что ее вопрос был более серьезным. Он подумал, что она правильно поняла его одиночество. У него не было для нее ответа, который он мог бы озвучить. Кроме одного.

— Правды, — сказал он.

22

Ему снились люди и волки.

Сначала он увидел их в лунном свете на поляне в лесу, увидел издалека, не зная, что видит. Только силуэты, прижавшиеся к земле, рыщущие среди могучих дубов.

Он осторожно приблизился. Услышал рычание и щелканье зубов. Увидел, что это люди — и не люди. Оборотни, одетые в окровавленные волчьи шкуры, а потом волки — одно плавно перетекало в другое и обратно.

Он почувствовал запах мускуса, мокрой от дождя шерсти. Крови. Мочи.

Они двигались неровным кругом, парами и поодиночке. На четырех ногах и на двух. Он прижался к дереву и смотрел, как круг растет, как к нему, словно из пустоты, присоединяются новые оборотни. Двадцать, тридцать. Больше. Луна над головой была полной и яркой. Один оборотень прошел в трех футах от него, он шел на двух ногах и не обращал внимания, куда идет, точно зная путь, глядя вверх, на луну. В его глазах он увидел сперва безумие, а затем покой.

Как одно могло вытекать из другого, он не знал.

Из любопытства он подобрался ближе. Не испытывая страха, но все же держась возле деревьев. А потом внезапно они окружили его. Дюжина оборотней, стоящих на двух ногах. Волки, не люди, в них не было ничего человеческого, с серыми животами и мощными мускулами, с когтями острыми, как у орла, с широкими челюстями, заостренными ушами и вываленными бледными языками. Он увидел, что, как и другой оборотень, они смотрят вверх, на луну.

Затем, словно обладая одним разумом, они все посмотрели на него.

И отвернулись.

Он опустил взгляд на свои руки и увидел, что он один из них.

Он посмотрел на луну, как и они. На ее плоском, круглом лице он увидел собственный немигающий глаз.

Он проснулся. И долго лежал в безмолвной тишине на кровати, вспоминая.

23

Утром он поехал в город, чтобы повидаться с Томом Бриджуотером. Было рано, и офис шерифа пустовал, если не считать Тома у его кофемашины. Он предложил Ладлоу кофе, и тот отказался. Они сели за стол Тома, и тот предложил Ладлоу сахарный пончик. Ладлоу снова отказался. Он заметил, что Том также воздержался от пончика.

— Даже не знаю, — сказал Том, качая головой. — Это трудно установить. Может, это были не они.

— Не они? А кто же?

— Понятия не имею. Послушай, Эв, их даже не было в городе. Мы проверили. Они находились в доме в Кейп-Элизабет, устраивали большую вечеринку в честь восемнадцатилетия сына. Младшего, Гарольда. Пара дюжин свидетелей, и все надежные. Никто никуда не уходил всю ночь.

— Как насчет Пита?

— Он был на празднике и заночевал там.

— Значит, они кого-то наняли.

— Кто? Мальчик? Дэнни? Я тебя умоляю, Эв.

— Отец.

— Зачем ему это делать? Зачем рисковать?

— Я побил его сына.

— Да, Эв, я знаю.

Он неодобрительно посмотрел на Ладлоу. Ладлоу было наплевать.

— Не делай так больше, хорошо?

— Что вы нашли в магазине, Том?

— Канистры от бензина. Две штуки. Кто-то действительно его поджег. И даже не пытался этого скрыть.

— И никаких отпечатков на канистрах, так?

— Так.

— И никто ничего не видел.

— Никто из тех, кого мы отыскали. Мы занимались этим почти всю ночь.

— И кому бы пришло в голову так со мной поступить? Кроме тех людей. Назови хоть одного.

— Я не знаю. Человек наживает врагов. Какой-нибудь сумасшедший покупатель, которому что-то не понравилось. Какие-то испорченные дети, которые любят играть с огнем.

— Ты придумываешь. Таких людей нет, и тебе это прекрасно известно.

Том вздохнул.

— Послушай, Эв, я не пытаюсь их выгородить. Ты знаешь, что я бы не стал так делать. Мы старые друзья. Сегодня днем я лично поеду к ним, чтобы поговорить. Я бы уже был там, если бы не авария на Девяносто первом, четыре машины, причем одна — чертов бензовоз. Поэтому сейчас у нас не хватает людей. Я только хочу сказать, что на текущий момент у нас нет улик. Если бы я мог, то притащил бы их сюда по одному и устроил допрос с пристрастием. Но Джекмэн это запретил. У нас нет оснований. Так что, если только один из них не признается, не напьется, не скажет что-нибудь, не совершит глупый поступок, который я смогу использовать, то есть не совершит какой-то промах…

Он развел руками. Мгновение Ладлоу смотрел на него, потом кивнул. Встал со стула.

— Хорошо, Том. Ты ведь сообщишь мне, если будут новости?

— Прошу, Эв, не вмешивайся. Это предупреждение, дружеское. Ради твоего же блага. Если ты прав — а скорее всего, так и есть, то эти люди играют без правил. Если нет, они тебя засудят и пустят по миру.

— Конечно, Том. Я понимаю.

— Я серьезно.

— Какая книга сегодня?

— Книга?

— Да.

— А. Элмор Леонард. «Отважный стрелок». Великолепная вещь.

— Да, эту я читал. Береги себя, Том.

— Помни мои слова, Эв.

— Буду помнить.

Он вышел из офиса шерифа в прохладный утренний воздух.

Он поехал в Нортфилд, мимо дома