Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поднялся по ступеням и постучал по двери молотком в виде подковы. Молодая чернокожая служанка с сухой рукой открыла дверь и посмотрела на него, озадаченно хмурясь.
— Полагаю, вы Карла.
Она кивнула.
— Да.
— Вы меня помните?
— Конечно, помню, мистер Ладлоу.
У нее был мягкий, низкий голос. Полумурлыканье, полурычание. Ладлоу подумал, что голос ей идет. Подумал, что она очень красива, несмотря на сухую руку. У нее было узкое лицо с тонкими чертами и высокими скулами, большие темные глаза и чистая кожа цвета черного кофе.
— Могу я немного с вами побеседовать? — спросил он.
Она окинула взглядом улицу. Ее здоровая рука нервно дрогнула на дверной ручке. Улица была пуста.
— Кто-нибудь дома?
— Нет, — ответила она.
— В таком случае, быть может, я зайду? Ненадолго.
— У меня из-за вас будут неприятности, мистер Ладлоу.
— Они скоро вернутся?
Она покачала головой.
— Только завтра.
— Тогда никто об этом не узнает. Я уж точно буду помалкивать. А мой пикап стоит в квартале отсюда. Не думаю, что кто-либо подумает, будто я здесь.
Помедлив, она еще раз огляделась и поманила его в дом. Закрыла за ним дверь. Он почувствовал легкий клубничный аромат духов. Подумал, что он тоже ей идет. Она повернулась к нему.
— Вы живете здесь постоянно, Карла?
— Да, сэр. В маленькой комнате наверху.
— Прошлой ночью вы были дома?
— Да, сэр, была.
— А кто-нибудь еще?
— Только я. Все остальные были на ферме. На празднике. В честь дня рождения мистера Гарольда.
— И никто не возвращался прошлой ночью? Всю ночь?
Она покачала головой.
— Нет. Никто.
Именно это он и ожидал — и боялся — услышать. Наверное, она это поняла.
— Знаете, я уже говорила с полицией, — сказала она. — Они позвонили рано утром. Задавали почти те же вопросы, что и вы. Мне жаль, что так случилось с вашим магазином, мистер Ладлоу. Действительно жаль. Это ужасно.
— Спасибо.
Он не знал, о чем еще ее спросить. Она посмотрела вниз, на полированный паркет, обхватив здоровой рукой предплечье над увечной бледной кистью, затем вновь подняла глаза.
— Я могу кое-что вам сказать, мистер Ладлоу?
— Конечно. Только зовите меня Эв. Мистер Ладлоу — это мой отец.
Она улыбнулась. Она была из тех людей, что улыбаются всем лицом, а не только губами. Он почти смог улыбнуться в ответ. Потом она снова стала серьезной.
— Это не мое дело, но, думаю, вам следует знать, что в этом доме, то есть в этой семье много проблем. Думаю, мисс Эдит старается изо всех сил, но… знаете, мистер Маккормак — очень жесткий человек. И у мальчиков тоже есть проблемы. Хотела бы я знать, насколько у них все серьезно. Очень хотела бы.
Она покачала головой, и он увидел ее искреннюю тревогу, словно, вопреки всей логике, она лично несла за это ответственность, словно она слышала и видела то, чего не хотела ни слышать, ни видеть, но все равно желала это исправить, вопреки всем вероятностям и возможностям. Внезапно ему стало ее жаль. Он подумал, что говорит с порядочной молодой женщиной. Это были не ее проблемы, но из-за преданности, или характера, или привязанности она считала их своими.
Ему хотелось бы ее утешить. Но он не мог.
— Уж поверьте, Карла, по крайней мере, у старшего мальчика все серьезно, — сказал он. — Мне жаль.
— Значит, он действительно это сделал. Застрелил вашу собаку.
— Да.
Она печально кивнула.
— Хотела бы я сказать, что удивлена. Знаете, я здесь уже шесть лет. Мне хотелось уйти, много раз. Наверное, я остаюсь потому, что, на мой взгляд, нужна миссис Маккормак. Иногда я точно ей нужна. Но иногда начинаю сомневаться, стоит ли оно того. Мистер Маккормак и Дэниел, мне от них сильно достается. Больше, чем требуется. Иногда и от мистера Гарольда. И время от времени сюда приходят не очень хорошие люди. Я могла бы найти другую работу, в другом месте.
Она подняла сухую руку, пальцы которой напоминали тонкие бледные когти на испещренном коричнево-белыми пятнами запястье. Ладлоу увидел, что она не стесняется своей руки, и испытал к ней еще большую симпатию.
— Это меня не остановит. У меня не две здоровые руки, чтобы работать, но и не всего одна рука. И знаете, я неплохо справляюсь. Мама учила меня, что перед человеком не должно быть преград, и я ей поверила. Но иногда я не знаю, остаться или уйти, уйти или остаться.
Он кивнул.
— Я не могу посоветовать вам, как поступить, Карла.
— Знаю. Думаю, я просто подожду немного, посмотрю, что будет.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Спасибо, Карла. Спасибо, что уделили мне время, и спасибо, что поговорили со мной.
На крыльце, когда она уже собиралась закрыть дверь, он обернулся.
— Эти не очень хорошие люди, которых вы упомянули. Вы видели их в последнее время?
Она рассмеялась.
— Я все время их вижу. Вижу — и не вижу, если вы понимаете, что я имею в виду. Мне кажется, так лучше. Но не прошлой ночью, если вы об этом. И не прошлым днем, нет. Хотя, конечно, я слышу не все телефонные звонки, которые делаются из этого дома.
Он еще раз поблагодарил ее, вернулся к пикапу и поехал к дому Даустов на Сидар-хилл-роуд. Он чувствовал себя пчелой, жужжащей над мрачным, мертвым цветочным садом. На этот раз он припарковался перед домом, вышел из машины и увидел, что стоявшие у стены матрас и пружинная сетка от кровати исчезли, хотя ржавая стиральная машина осталась. Их место заняла новенькая газонокосилка, из тех, на которых нужно было сидеть. Клочковатый газон был недавно подстрижен и засеян. Ладлоу помнил, что в прошлый раз звонок не работал, но все равно нажал кнопку. На этот раз он сработал.
Как и прежде, внутренняя дверь открылась, и за дверным экраном возник Дауст, серый человеческий силуэт на фоне темного коридора. Как и прежде, на нем была футболка и темные бесформенные брюки на подтяжках, его повседневная униформа.
— Снова вы, — сказал он.
— Питер дома, мистер Дауст?
— Нет. Он в Кейпе. А что?
— Прошлым вечером отправился на праздник?
— Да, на праздник. А что?
— Полагаю, вы не слышали. Прошлой ночью мой магазин сгорел.
