может, всю ночь мыкался по озеру. Юрген не думал, что вороны Хранко станут его преследовать – он непредсказуем, и наблюдать за ним тяжелее, чем за Ратмилой. Но даже если отыщут… Юрген понял: его это не волновало. Сейчас ему было спокойно и хорошо.

Сквозь дрёму он почувствовал, что Уршула поднялась с кровати, и отдалённо услышал плеск воды в сенях. А когда Уршула вернулась, Юрген пододвинулся, освобождая ей место, и посмотрел на неё из-под опущенных ресниц.

Уршула погасила последние свечи, и комнату накрыла ночь.

6. Хозяин Сущности из Стоегоста

Первые дни после Тержвице он хотел по-волчьи убраться как можно дальше, в самые глухие леса. Увезти с собой Ольжану и прятать её в разбойничьих лачугах и тесных землянках – так бы ей казалось, что они спасаются от чудовища, хотя на самом деле Лазар просто пытался бы убедить себя, что расстояние что-то значит.

Размышляя об этом, он даже не мог ответить, давно ли стал таким смешным. Конечно, он не бросился ни в какие чащи, а направил кибитку на северо-запад. Он останавливался в корчмах и на постоялых дворах, как раньше, и вёл беседы, платил за ночлег, готовил еду, стреножил лошадь, а в голове всё время, как в механизме, щёлкали детали: каким будет его следующий шаг?

Гостиница, в которой они решили остановиться тем вечером, показалась Лазару лучше предыдущих. Стены здесь были плотнее, а его комната по счастливому стечению обстоятельств оказалась достаточно далеко от Ольжаниной. Ольжана всегда спала крепко, но Лазар всё равно не решался колдовать прямо под её ухом – если только не как в прошлый раз, когда она находилась в забытьи от тачератского мёда, а ему было необходимо заново превратить себя в дахмарзу.

Лазар не только закрыл ставни и задёрнул занавески, но и растянул перед окном плащ. Ключ провернул несколько раз и оставил в замочной скважине. Проверил, нет ли щелей в двери и у дверной рамы, и там, где расстояние показалось ему достаточным, чтобы попробовать подглядеть, подложил смятые кусочки бумаги. Ольжане он заранее сказался нездоровым: объяснил, что сильно устал в дороге и прямо сейчас отправится спать. То же сообщил владельцу гостиницы, чтобы, не приведи небо, к нему не решили наведаться.

Потом он снял с себя всё чёрное железо. Достал из ладанки иглу – тяжёлая, она лежала на его ладони и поблёскивала в свечном свете. Поначалу Лазар переживал, как бы сильные колдуны не учуяли, что он носит на шее чародейскую силу, однако оказалось, что дахмарзу всё предусмотрели. Замурованная в предмет, чародейская сила никак не давала о себе знать – словно древнее чудовище, она дремала до тех пор, пока её не решились бы разбудить.

Лазар прокрутил иглу в пальцах.

К слову, о чудовищах.

Лазар предполагал, что доставит себе неудобства, но чтобы настолько… Да, дахмарзу хорошо придумали свою науку: лишённый силы человек ничем не походил на чародея – не мог ни перекидываться, ни колдовать, ни даже управлять своей прошлой волшбой. Так, запертая в темницах Айше уже не имела возможности повлиять на сотворённый мор. А Лазар не мог отогнать от Ольжаны Сущность из Стоегоста. Поэтому за последнее время ему пришлось дважды выпустить свою силу из иглы и дважды зашить её обратно – а сейчас предстоял третий раз.

Сказки говорили: нужно потереть лампу, чтобы выпустить джинна. Дахмарзу поступали так же, и Лазар, потерев иглу в пальцах, увидел, как из иглы потянулась дымчатая нить. Она закрутилась, потянулась к нему, и внутри щёлкнуло – будто встал на место отколотый кусочек мозаики.

Лазар согнулся, опёрся о стол кулаками. Не удержался и издал тихий стон – возвращать чародейскую силу было подобно тому, чтобы вправлять вывих или с силой разминать перетруженные мышцы. Сразу накатила волна тепла, и Лазар почувствовал себя здоровее и крепче, чем раньше, – и где-то на задворках разума поскреблась мысль: возможно, он бы понял нежное отношение Ольжаны к себе, если бы та знала, что он колдун. Что можно было найти в нём без чародейской силы? Без чародейской силы Лазар и сам себя едва выносил.

Он убрал иглу в ладанку слегка подрагивающими пальцами. Но прежде чем продолжил то, что задумал, выставил на стол подарок от пана Авро: неизвестный сосуд. Мысленно усмехнулся: м-да уж, а ведь он не ждал добра, правда? Мог бы сначала открыть сосуд и только потом вернуть себе способность колдовать – но Лазар не знал, что ему приготовили. Явно не мазь, которую он никогда не просил, – и, если в сосуде притаилась беда, лучше встретить её чарами.

Лазар открутил крышку сосуда. Раздалось шипение, и из появившегося зазора хлынул пурпурно-розовый дым. Яд, предположил Лазар отрешённо, но дым окутал стены и уплотнился, превращаясь в полотна ткани. Лазар огляделся: теперь казалось, что он находился не в гостинице, а в одной из комнат тачератской Мастерской.

Значит, пан Авро спрятал в сосуде иллюзию.

Раздался причудливый голос – не человеческий, а словно бы механический, какими говорили заводные шуты на улицах Тачераты.

– Чего ты добиваешься? – спросил голос взволнованно. – Неужели тебе недостаточно? Он в тюрьме, Лале. Он унижен и оторван от своего двора. Ты сумел сдвинуть его с места, лишил спокойствия. Пора заканчивать.

Лазар повернулся, но так и не понял, откуда именно шёл голос. Не от сосуда и не от стен, а будто бы… отовсюду. Он возникал прямо в голове: наверное, Лазар был единственным, кто это слышал. Вряд ли пан Авро захотел бы, чтобы его сообщение достигло чужих ушей.

– Ты ведь понимаешь, что уже под подозрением? – переживал голос. – Кажимера разговаривала с тобой, и если она не догадалась сейчас, то догадается в ближайшее время. Не стоит её недооценивать. Она перебирает людей, просеивает их, отделяет возможных виновников от очевидно невиновных, и, будь уверен, она не сбрасывает тебя со счетов.

Да уж, разговор с Кажимерой вышел непростым. Позже Лазар много раз прокручивал его в голове: дурак, думал он, там-то нужно было сказать иначе. А там-то – по-другому себя повести. Как и раньше с Юргеном, он постарался выставить себя просто монахом, безнадёжно влюблённым в чародейку, – безобидным, тихим и учтивым человеком, – но уже тогда чуял, что смерть дышала ему в затылок. Он был готов к тому, что это конец – особенно когда увидел Юргена в соборе; решил, что тот его узнал. А когда Кажимера отпустила своих учениц и спросила, не желает