– Ты ведь и сам можешь кого-то найти, – мягко намекнула Энн.

– Нет. – Джонни покачал головой, и в этом движении не было ничего детского.

– Ты всегда так говоришь. Но откуда ты знаешь? У нас еще столько времени впереди. Так как же ты можешь знать?

Джонни посмотрел на сестру, словно вопрос был уже предательством.

– Знаю, и все.

* * *

Внизу в гостиной, застыв перед радиоприемником в живой картине, дублировавшейся в эти минуты по всей стране, взрослые завороженно слушали голос диктора, передававшего последнее известие – врезавшееся в эту субботу между сводками о вторжении немецких армий в Нидерланды и продолжающихся воздушных боях над Францией – о том, что король с сожалением принял отставку премьер-министра мистера Чемберлена.

«Его величество, – сообщил им бестелесный голос, – попросил мистера Черчилля сформировать новое правительство. И мистер Черчилль дал согласие».

Глава 3

Монумент Босини

То, что ранение, полученное в одной войне, помешало ему участвовать в следующей (и, возможно, спасло ему жизнь), не казалось Вэлу Дарти достаточным основанием, на которое джентльмен может списать свои долги. Приняв участие в первой и пропустив вторую, он теперь получил третью в своей жизни возможность послужить родной стране. Как большинство его соотечественников, ежедневно читая и ежевечерне выслушивая зловещие сообщения из Франции, Вэл испытывал неодолимую потребность «внести свою лепту».

Сначала он подумал о местной обороне, но, как он упомянул тогда за ужином, общество стариков генералов его не прельщало. Вероятно, в Южной Африке он встречал мало кого из них. И в любом случае, его нога правда учений не выдержала бы. Собственно говоря, если не верхом, передвигаться ему было трудно, и все, что требовало ходьбы, сразу отпадало. Старая рана, как бы давно она ни перестала служить знаком отличия, означала, что ему даже руль нельзя доверить надолго. Ему требовалась активная деятельность, но сидя. Сознавая это противоречие, он продолжал подыскивать что-нибудь подходящее «словно вдовствующая герцогиня с семейным сувениром, который никому не нужен», как сказал он Холли, а затем его зоркий глаз высмотрел службу наблюдателей. Хотя его шестидесятый год уже на две трети остался позади, зрение все еще позволяло ему разглядеть лисицу на расстоянии ста ярдов, это и породило практичную идею. И вот в понедельник после праздничного ужина у Джона, во время которого благодаря Джун пришлось проветрить столько прежде глухо замкнутых уголков, Вэл попросил жену отвезти его в Хоршем, чтобы он мог записаться добровольцем.

– Ты сможешь?

– Конечно. – Холли смотрела, как муж завтракает с обычным аппетитом, и думала, долго ли еще они сумеют покупать копченую лососину. – В Лондоне я должна быть не раньше двенадцати.

– Но Джун? Разве она не торопится?

Они обменялись взглядом, означавшим, что Джун всегда куда-нибудь торопится.

– Джун надо быть там в двенадцать, а забрать медикаменты я могу в любое время. Так что можешь поклянчить, чтобы подвезли и тебя.

– Считай, что уже поклянчил! – Вэл вытер рот салфеткой.

– Но, Вэл… Я только сейчас сообразила – как ты доберешься домой?

– Сяду на поезд и пройдусь пешком от станции.

Местная железнодорожная ветка петляла по Даунсам, по возможности избегая крутых подъемов и спусков, зато, словно в компенсацию, соединяла множество селений «на равнине», как Вэл называл Суссекскую долину. Ближайшей к ним станцией от Хоршема был Уонсдон, а их старый помещичий дом приютился выше в холмах к северу на расстоянии, которое, по мнению Холли, ничего хорошего его ноге не обещало. – Это же почти три мили! Не слишком ли далеко для тебя?

– Ну, если будет трудно, я проголосую.

– А почему тебе не позвонить Айвсу, чтобы он встретил тебя на станции с фургоном?

– Ну уж нет! Отрывать отличного конюха от его обязанностей? Я и так должен был прибавить ему заработную плату, чтобы он не пошел добровольцем. Ты не беспокойся.

Чтобы Холли не беспокоилась о муже? Пусть об этом просил он сам: с тем же успехом можно было бы просить собаку не вылизывать новорожденных щенят. Тревожиться за Вэла, ее любимейшего друга и верного спутника вот уже сорок лет, управлять его жизнью, но так мягко, что он замечал это, только когда хотел, – давно уже стало для нее рефлексом. У них не было детей (ее решение из-за их близкого родства), и дремавшее в ней материнство Холли изливала на Вэла. Чтобы скрыть от него тревогу, она начала сосредоточенно размешивать сливки в чашке с кофе. Ну, уж без сливок они не останутся, когда вокруг столько молочных ферм!

В Хоршеме, когда Джун пересела к ней (а ощущение на ее плече от быстрого пожатия Вэла, от его усов в уголке ее губ все еще было совсем свежо), Холли развернула машину у станции и поехала в сторону западной части Лондона в Чизик. Ее путь пролегал через Рейгет, Кройдон, Кингстон, а затем к Чизикскому мосту через Ричмонд. Уже пробудившийся инстинкт по мере приближения к реке все больше уводил мысли Холли к дому ее детства. Робин-Хилл. Она не видела его… сколько времени? С того дня, когда Джон в первый раз привез Энн показать ей дом после завтрака на Саут-сквер… когда приехала и Флер. Долгие годы почти смыли память об этом печальном лете. Слишком, слишком долгие. И в сердце у нее зародилось желание, смутная фантазия. Осознала она это, только когда заметила на Ричмонд-Грин какое-то новое сооружение – муниципальное бомбоубежище. Ей стало больно – так не вязалось оно с ее воспоминаниями.

Впереди был перекресток. Всего три мили до Робин-Хилла! Изменился ли он? Холли взглянула на свою спутницу. Заметила ли она, где они едут? Робин-Хилл ведь одно время был и домом Джун, и его близость могла вызвать в ней противоречивые чувства.

Но Холли напрасно беспокоилась. Джун ничего не замечала. Дорожные указатели для нее ничего не значили, как и все другие такие же социальные удобства. По-своему она, возможно, любовалась видами. Холли хотелось так думать, но уверенности не было. Последнее время лицо Джун оставалось яростно насупленным, и все остальные выражения как бы накладывались на эту гримасу. И не очень удачно. Даже когда она чему-то улыбалась, это вовсе не было признаком одобрения.

– Мы в Ричмонде, Джун, – рискнула Холли. – Он изменился, верно?

– Эта канава его не украшает. Значит, мы где-то недалеко от Робин-Хилла.

Милая Джун! Открывая рот, она выстреливала таким количеством дроби, что отнюдь не все дробинки больно ранили! Но значит ли это, что ей захотелось увидеть старый дом? Холли выждала, но Джун молчала. Холли истолковала сомнение в ее пользу – может быть, она торопится в Чизик – и вернулась к своим мыслям. Дорогу в Лондон преградил красный сигнал светофора… Собственно, зачем ей понадобился сейчас этот памятник былого? Холли поискала причину и не нашла. Красное с янтарем… но есть ли причина, почему ехать туда не следует? Поворот скоро останется позади.

– Джун, милая?