Его мы встретили в придорожном кафе недалеко от границы: водители тралов завернули «на перекус». Они перевозили нашу поврежденную или отказавшуюся служить технику (тоже «пятисотых» среди железа хватает) из-под Сватова в Россию и в силу профессии наблюдательны, поэтому как источник информации они были нам весьма кстати.

Если бы не армейская форма, то запросто можно было принять их за типичных дальнобойщиков, уже заматеревших, с чёрной каймой под ногтями и въевшейся в ладони соляркой. Они ели степенно, отламывая от большого куска хлеба маленькие кусочки, изредка перебрасываясь шуточками со стоящим у стойки солдатом. Разговорились. Оказался земляком из-под Воронежа, два месяца как мобилизован, уже накрутил не одну тысячу километров. Знал ли Диму? Нет, навряд ли, хотя, может, и встречался, а вот с Алексеем земляки, из Георгиу-Дежа, жил с ним в одном доме и даже квартирами соседствовали. Он сейчас в госпитале.

Меня поразило, как он веско и обстоятельно обосновал необходимость сегодняшней войны. Спокойно и рассудительно говорил о её неизбежности, о том, что она должна стать чистилищем для нас, русских, отсеяв мусор. Что мы всё равно одержим победу, потому что за нами правда. Он говорил с мужицкой степенностью и уверенностью в своей правоте и правоте России.

Лет сорока на вид плюс-минус пару лет. Женат, дома остались дети. Получил повестку, увиливать не стал — не по-мужски это, не по-христиански прятаться за спины других. Родина и Россия — женского рода, и, стало быть, долг мужчины — защитить их. Защитить свою мать, жену, дочь. Да и война эта не простая, а святая.

Мобилизованные? Ну на то они и мобилизованные, что не бросятся на амбразуру, хотя… Оботрутся, обомнутся, просеются, и ядро останется, которое будет воевать. Заматереют мужики, стиснут зубы и пойдут крушить. Сейчас куются настоящая армия и настоящие командиры. Нам бы теперь ещё дома чистку навести — столько мерзости по кабинетам засело. Ну, даст бог, вернёмся и будем уже другими.

Он торопливо допил чай, улыбнулся, вышел. Водители надевали разгрузки поверх «броников», поудобнее укладывали автоматы между сидений, чтобы были они всегда под рукой. Он махнул нам рукой: «Удачи!» И тебе удачи, солдат, чтобы на твоём пути не было засад, мин и «квадриков», чтобы не накрыли «хаймерсы». Чтобы нам еще свидеться и уже обстоятельно поговорить. Очень уж ты запал нам в душу, солдат Великой России!

24

На обочине «жигулёнок» с красным крестом на боку — его расстрелял «буцефал». Есть такой БТР у укров, образец технической мысли харьковского завода имени Малышева. А «жигулёнок» — машина гражданская, перевозила больного. Погибли все: водитель, медсестра, больной, сопровождающий. Они даже не верили, что их будут расстреливать, и лишь когда пулемёт проложил первую стежку перед самым капотом, водитель крутанул руль вправо на обочину и затормозил. Он первым выскочил, распахнув дверцу, и закричал, что везёт больного, но захлебнулся кровью: пуля пробила горло, и он упал у колеса автомашины. Остальные выйти не успели: их просто расстреляли, как в тире.

О чём думал пулемётчик и думал ли вообще? Или ощущал силу свою, потому что палец — на гашетке и он волен решить судьбу каждого, кто окажется в прицеле? Он был точен, этот пулемётчик, бил короткими очередями, и пули ложились кучно.

На башню выбрался второй. Снял шлемофон, глубоко вдохнул степной воздух, потянулся, и улыбка растянула рот. Они выкурили по сигарете, оценили дело рук своих — добротно сработали — и уехали. Далеко ли? Вряд ли: слишком много их осталось на полях земли Донецкой, посадках, обочинах дорог, в развалинах домов. Да и не мог Господь обделить их своим вниманием за такое злодеяние.

25

Практически у нас не было целевой гуманитарки, за исключение лекарств под заказ, тепловизора и «квадрика». А везли попутным грузом целый «бусик» медикаментов, перевязки и всего нужного и не очень, который надо было «пристроить». Часть вещей передали для элэнэровского полка: ребята — класс! «Броники» делают сами из автомобильных и тракторных рессор, разгрузки и всю «снарягу» шьют по домам — финансово просто не в состоянии купить в магазине или на рынке, да и не всё можно там найти. Вот им как раз передал вещи, которые отдал нам Роман Лучанинов, брат погибшего Димы: готовил для брата, но он погиб. Добавили ещё кое-что, да вот передавали уже в темноте и спешке, поэтому фотографировал Саша на мобильник, но «результаты» еще не переслал.

Вторая огромная часть пошла в госпиталь в Лисичку[102]. Ну, насколько же шарик наш маленький: начальник госпиталя — ученик Велли Алиевича Курбанова, героя нашего фильма «Я — русский офицер!» и нашего друга.

Оптика, как и заведено, в разведку: ребятам она как нельзя кстати. Раньше привозили антидроны, которыми они уже уложили за несколько дней 7 (семь!) БПЛ, теперь «трофейный» после ремонта доставили.

Как всегда, в спешке «начудили»: лекарства для диабетиков по ошибке выгрузили в госпитале, потом по рации организовывали их спецхранение и договаривались о передаче адресату в Луганск. Остальное по мелочам не в счёт.

В общем и целом доклад по гуманитарке окончен и переходим к «случаям из жизни».

26

Попасная стратегически важна: рукой подать до Артёмовска (Бахмута) и Соледара, где земля дыбится взрывами. Здесь пылили чумацкие шляхи и в стародавние времена пролегал «секретный казацкий шлях» из Запорожской Сечи на Дон. Попасная, по сути, ключ к Бахмуту, который крепко запирает пути на запад — Славянск и Краматорск и далее на Барвенково; на юг через Горловку на Донецк; на восток — к Луганску; на север — к Лисичанску, Рубежному, Северодонецку. Не случайно бои шли за неё всю весну и даже в начале лета — «зачищали», отбивали бесконечные контратаки, сами «отжимали территорию»: не километрами, нет, а метрами, обильно сдабривая их кровью.

От Первомайского к Попасной несколько «направлений»: относительно получше, но небезопасно; похуже, но спокойно — колыхайся себе да колыхайся часа полтора. Есть ещё более-менее пригодная дорога, но кружная и долгая, и опять-таки в любом случае последние пять километров ты всё равно потенциальная мишень. Прямо как на росстани у Вещего камня: «Направо пойдёшь — коня потеряешь, себя спасёшь; налево пойдёшь — себя потеряешь, коня спасёшь; прямо пойдёшь — и себя, и коня потеряешь». Выбрали путь из категории «и себя, и коня потеряешь», зато короткий, быстрый и «фестивальный» — укры выражали радость нашему появлению довольно громко.

Никакая фотография не передаст того ощущения опустошения, безысходности, трагизма мёртвого города, и