Первое время меня штормило, как зимнее море у берегов Тилбери: то мутило, то тошнило, то головокружило. Еще к старым, добрым симптомам, знакомым еще со времен злоупотребления магическими стимуляторами, добавились головные боли. Не так-то это просто, привыкать к новым органам чувств, к тому, что теперь привычные предметы воспринимаются непривычно. К тому, что цвет любимого платья видится совершенно не таким, каким я его помню, у еды теперь иной вкус, а стакан может лопнуть в руках, если немного отвлечься и сжать его чуточку покрепче

И ладно бы, только это — с такими переменами я бы легко сжилась, они — не такая уж и высокая цена за жизнь.

Но ведь к изменившимся старым ощущениям добавились новые, ранее неведомые! У магии внезапно появился вкус. “Верх” и “низ” сравнялись по значимости в восприятии с “вперед-назад” и “лево-право”. Что, конечно, абсолютно необходимо для крылатого существа — но совершенно, совершенно непривычно для меня. Возможность же ощущать вибрацию всем телом, безусловно, помогает драконам ориентироваться под землей и в воде, но как мне-то с ней справляться?

Когда меня первый раз вывернуло наизнанку в приступе рвоты, эль Фаррель с умным видом резюмировал:

— Сенсорная перегрузка!

Так и не простил мне ушей, гад злопамятный!

А эль Камиль погладил по спине, деликатно придерживая косу, и пообещал:

— Потерпите, Милдрит. Сейчас ощущения остры из-за новизны, но она пройдет и организм адаптируется.

Целитель Агнус из лучших побуждений сунул мне под нос нюхательную соль — и чуть не уронил в обморок: обоняние-то тоже обострилось.

Так что да, первая неделя в памяти отложилась, как одна мешанина из обследований, забора анализов (всех, какие господам целителям удалось только придумать, а фантазия у господ целителей изощренная) и приступов то тошноты, то головокружения, то головной боли.

Пару раз я даже теряла сознание, но потом научилась до обмороков дело не доводить: сразу предупреждала целителей, и они погружали меня в гасящий кокон, отдыхать в темноте, тишине и неподвижности.

Зато я отчетливо поняла, почему драконы почитают Небо.

Сложно не понять, ощутив эту бесконечную и бездонную громаду над собой. Не удивительно, что мощь этого ощущения довлела даже над драконами.

Потом стало легче. Целители более-менее изучили меня, разобрались с тем, что у них вышло и сумели придумать, как мне помочь: “приглушили” чувствительность новых органов чувств. Не навсегда, конечно, на время, с расчетом, что при мягком, постепенном нарастании чувствительности у меня будут все шансы освоиться с ними и принять.

И вот теперь, на исходе второй недели, целители постановили: всё. Можно рискнуть выпустить к людям!

…хотя, возможно, они просто от меня устали и решили перераспредилить нагрузку на большее количество персон.

Впрочем, как бы то ни было, целитель Ангус отправился писать письмо родителям — дескать, дщерь ваша жива и благополучна, только несколько чешуйчата, но это не заразно — а наставница Маргрит сообщила о том же Алвису.

И я, нервно покрываясь чешуей (пусть сразу видит, какая я теперь!) и столь же нервно убирая ее (а может, лучше приучать его постепенно?), ждала Ала в своей палате.

Дверь чуть скрипнула, отворяясь.

— Милдрит? — Позвал Ал.

Не слишком-то уверенно позвал… Сомневается, что я ему нужна? Я ему… разонравилась, за три с половиной месяца? Он нашел себе кого-то еще?

Если да — пусть только не из ловчего отряда, ну, пожалуйста, вот кому-то из них уступить будет особенно обидно!

Ал вошел в палату, и прикрыл за собой дверь, и замер, изучая чешуйчатую меня, и он все такой же красивый — новое драконье зрение с уверенностью об этом говорит, и слух, и обоняние, и осязание тоже хотело бы говорить, и… и, не выдержав напряжения, я приспустила щиты.

Он же сам мне когда-то разрешил!

…а сквозь опущенные щиты хлынуло — тревога, такая же старая и устоявшаяся, как и усталость. Нежность — огромная, бескрайняя, как море.

Теплота.

Облегчение.

И горячее, беспокойное, живое чувство, которому я даже мысленно боялась дать имя. В которое так хотелось верить, и так хотелось утонуть.

Оно затапливало Ала, выходило из берегов и тянулось ко мне.

И, не выдержав, я пискнула и бросилась ему на шею.

Мой дракон!

Никому не отдам!

-

— А это нормально, что у меня теперь вся одежда сменила оттенки? И вся еда теперь на вкус другая, а сырое мясо теперь вкуснее всего, только чтобы меленько порезанное обязательно! А линять я буду, как думаешь? Правда, когда мне предлагали превратиться в дракона до конца, я это как-то по-другому себе представляла! Но Маргрит и эльфы говорит, что, возможно, со временем трансформация дойдет до конца, организм окончательно перестроится, и я всё-таки полноценно обернусь. Но, правда, возможно, что и не обернусь… Представляешь, они сами не знают! Но им всем тоже очень интересно!

Мы валялись с Алом в обнимку — безо всякого подтекста, просто так, потому что очень соскучились по близости друг к другу, и разговаривали. Обо всем-обо всем.

Ал отвечал на миллион моих вопросов о драконах и обо мне самой, и улыбался. О, Свет и Небо, как он мне улыбался!

— Кстати! — Встрепенулся Ал, когда я упомянула эльфов. — Ты знаешь, что они возвращаются в Древо?

— Серьезно? — Изумилась я. — Я думала, они из меня всю кровь до последней капельки на исследования выцедят, и только потом уедут! И то, предварительно с Маргрит за останки подерутся…

Ал кивнул:

— Еще как, серьезно! Пакуют свои вещи, забирают ковчег с эль Тариволом и отбывают восвояси.

— Ковчег! Подожди — как ковчег?! Они что, забирают нашего эльфа?! Нашего академического эльфа! Но это же не честно!!! Он же науке свое тело завещал, а не им! А что ректор? Ректор же знает? Почему он им за самоуправство ничего не оторвет? Нет, ты не подумай, я им за моё спасение очень благодарно, но нашего эльфа воровать тоже нехорошо, а ректор им и вообще ничего не должен!

— Должен, Милдрит, — мягко улыбнулся Ал. — И Эйнар обо всем знает. Он сам согласился на эти условия договора: эльфы спасают тебя, академия возвращает им тело сородича.

Я замерла, неверяще глядя в глаза Алу. Что, вот правда? Так просто? Ради меня?..

Не выдержав, я потянулась и легонько коснулась губами его щеки. И спрятала лицо у него на груди, выдохнув куда-то в шею:

— Спасибо!

Потому что я прекрасно представляю, кто именно уговорил нашего ректора пойти на сделку. И даже думать боюсь, чего Алвису это стоило.

— Да ладно тебе! Мы с Эйнаром только сейчас поняли, какие