Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саид недолго оставался в неизвестности относительно того, кого он спас. Один из мужчин подошел к нему и сказал:
— «Одно удивительнее другого: покушение на мою жизнь или свободу и неожиданная помощь или спасение. Откуда ты узнал, кто я? Знал ты о намерении этих людей?»
— «Повелитель правоверных», — отвечал Саид, — «теперь я не сомневаюсь, что это именно ты. Я шел вечером по улице Эль-Молек и встретил четверых людей, таинственное наречие которых случайно знакомо мне. Они сговаривались взять тебя в плен, а почтенного спутника твоего убить. Было слишком поздно, чтоб предупредить тебя и мне оставалось только идти на условленное место и попытаться спасти тебя».
— «Благодарю тебя», — сказал Гарун. — «Тут нехорошо застаиваться; возьми этот перстень и приходи с ним завтра во дворец. Мы поговорим о тебе и увидим, что можно сделать, чтоб отблагодарить тебя за спасение. Идем, визирь, опасно здесь долго стоять: они могут вернуться».
Визирь обернулся к юноше и, протягивая удивленному юноше тяжелый кошелек, взволнованно сказал: «Молодой человек! Повелитель наш, калиф, может произвести тебя во все, что ему угодно, назначить даже преемником моим, но я очень немного могу сделать для тебя, а что могу — лучше сделать сейчас, чем завтра. Возьми это золото. Но этим не исчерпана моя благодарность. Если чем могу быть полезным тебе, смело иди ко мне».
Наверху блаженства Саид пошел домой. Здесь ждала его буря. Калум-Бек сперва беспокоился о его отсутствии, потом вообразил, что его прекрасная вывеска пропала и пришел в ярость. Он рвал и метал и осыпал Саида бранью и упреками. Саид не остался у него в долгу. Он успел заглянуть в кошелек и убедился, что даже без милости калифа — уж тот, конечно, не окажется менее благодарен, чем визирь его — может вернуться на родину. Слово за слово он раздраженно заявил Калуму, что ни минуты более не останется у него в доме. Калум-Бек сначала испугался, потом захохотал: «Ах, ты, оборванец, бродяга, презренный негодяй! Да куда ты денешься, если я брошу о тебе заботиться? Кто накормить тебя? Куда ты голову преклонишь?»
— «Об этом, пожалуйста, не беспокойтесь, милостивый Калум-Бек», — упрямо возразил Саид, — «живите себе на здоровье, а меня больше вам в глаза не видать».
Он выбежал за дверь, а Калум-Бек так и остался с раскрытым от изумления ртом. На следующее утро, хорошенько обдумав дело, он разослал по городу своих посыльных разузнать, куда скрылся беглец. Долго искали Саида, наконец, один донес, что видел красавца приказчика выходящим из мечети: он шел в караван-сарай. «Только он уже совсем не тот», — добавил мальчик; — «на нем чудный кафтан, кинжал и сабля и великолепный тюрбан».
Калум-Бек был вне себя. «Он обокрал меня и оделся на эти деньги. О, несчастный я человек!» Он побежал к начальнику полиции, а так как тот знал, что Калум родственник Мессура, любимца калифа, купцу нетрудно было добиться приказа арестовать Саида.
Саид сидел у караван-сарая и спокойно договаривался с одним купцом насчет путешествия в Бальсору. Вдруг на него неожиданно напало несколько человек и, несмотря на отчаянное сопротивление, связали ему руки за спиною. На его вопрос, с какого права они решаются на такое насилие среди белого дня, ему отвечали, что это делается во имя полиции, по требованию законного хозяина его Калум-Бека. Тут подошел сам гнусный скряга, обыскал связанного юношу и с торжеством вытащил у него из-за пояса кошель с золотом.
Окружающие с удивлением смотрели на него. «Посмотрите, посмотрите! Вот он, мошенник, сколько накрал у меня!» — кричал Калум. И люди с отвращением глядели на Саида и говорили: «Какая гадость! Такой молодой, такой красивый и так испорчен! К суду, к суду его, пусть хорошенько батогами его!» Саида уведи и толпа все росла вокруг него и все кричали: «Посмотрите! Вот красавец Саид с базара. Он обокрал хозяина и бежал! Целых двести червонцев украл!»
Начальник полиции грубо встретил арестованного. Саид хотел объясниться, но тот не дал ему рта открыть и выслушал лишь купца. Он поднял кошелек и спросил — эти ли деньги украдены у него. Калум-Бек поклялся. Но, увы! Ложная клятва дала ему двести червонцев, но похитила приказчика, которого он ценил в пять раз дороже. Судья вынес приговор: «По закону, только что изданному милостивым повелителем нашим калифом, всякое воровство, превышающее сто червонцев и совершенное на базаре наказуется ссылкою на пустынный остров. Этот мошенник является как раз вовремя; он является двадцатым таким молодцом; завтра их посадят на барку и вывезут в море».
Саид был в отчаянии: он умолял выслушать его, дать ему возможность сказать слово калифу. Судья был глух к его мольбам. Калум-Бек, горько раскаиваясь в своей клятве, тоже просил за него, но судья строго остановил его: «Ты получил свои деньги и ступай себе домой. Остальное до тебя не касается, не то наложу на тебя штраф за противоречие». Калум замолчал и Саида увели.
Его бросили в темную, сырую тюрьму, где на соломе, на полу, валялось девятнадцать несчастных заключенных. Они встретили нового товарища грубым хохотом и проклятиями против калифа и его судей. Как ни ужасна была ожидающая его судьба и как ни ужасна мысль очутиться на необитаемом острове, но он все же утешался мыслью, что уже завтра покинет эту смрадную, душную яму.