Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кафф… – прошептал я. Смаргивал с уголка глаз слезу. – Кафф, Сайхмар!..
Он прервался. Посмотрел на меня. Испытывающий взгляд. Добрый. Положил свою ладонь на мою руку. С молчаливым мягким укором. Просил. Мой последний близкий. Мой последний родной. Можно… всё сделать так. Можно с этим всем согласиться. Я не знал, как правильно. Я очень устал.
Поняв, что я больше не настаиваю, Сайхмар что-то пощёлкал себе под нос. Вдохнул. Встал снова у лобового стекла. Через пару минут сел на место машиниста и как будто бы слился с вагоном.
Я уснул. Неожиданно и довольно скоро. Мне снилась всё та же солнечная пелена. Она, проходя сквозь окна, становится прямоугольной. И скользит по полу и стенам. Подрагивает в такт колёсам.
Потом мне приснился настоящий сон. Первый, со времён детства. Мой собственный. Не навязанное воспоминание.
Снилось, что мой лучший друг жив. Что Инва жива. Что рядом со мной моя жена. И день – вот такой же солнечный. Что небо голубое (я не видел во сне неба, но о его цвете оказался осведомлён). Мы все находились в комнате в моём родном городе.
Мы молчали. Я сидел на стуле. Инва стояла, разглядывала что-то на стене. Мой друг раскладывал на столе карты. Жена… держала руку у меня на плече. И тишина. Тишина стояла. А я не понимал: как же так, ведь всё хорошо, все живы. А что же нам теперь делать? Вся жизнь впереди! А как… Как нам… Что нам теперь?
Я проснулся из этого кошмара в другой. С настоящей реальностью. Плотной. Наверное, я проспал час или два. Я чувствовал, что от сна устал только больше. Пересохло в горле. Я знал, что должен провалиться опять. И потом уже снова… что? Мы ехали в золотую пустоту.
Сайхмар замер. Нет. Остановился. Как останавливаются поезда. Он смотрел на что-то за лобовым стеклом. Я не мог понять, что привлекло его взгляд. Поезд замедлялся. Сайхмар остановил его. На пол и стены легла тень.
Я понял всё. По его осанке. По тому, как он отстранился. Как сел рядом со мной. Я обрадовался. Не переживал никакого волнения. Я ждал этого столько лет. Мне стало необыкновенно спокойно. Рельсы. Моя колея. Только я забыл, кто я. Мне снова что-то смутно и настойчиво требовалось.
Сайхмар протянул руку. Коснулся каффа. Я видел. Горечь.
– Пар к пару. – Он вздохнул. – Прах к праху.
Он снял с меня кафф. Повертел в руках. Переломил нетолстый металл. Рукотворная красота ограничения рассыпалась. И я снова почувствовал связи. Невидимый купол межи, внутри они плыли: свободные, мощные. На мгновение я задохнулся их красотой. Перчатки Сайхмара лежали у приборной панели. Я встал. Подошёл. Взял их себе.
Я увидел стоящий на путях носом к нам локомотив. Через стекло, омытое бессчётными сотнями погибших дождей. Я знал, кто это. Я её ждал.
Тихо. Даже несмотря на то, что сильно шумел и стучал в бока поездов ветер.
Перед тем как сойти на шаткую опору железнодорожного моста, я обернулся. Сайхмар поднял голову, но только для того, чтобы увидеть меня, перед тем как проститься. Я различал теперь над ним ореол смерти. Надежда разрушена, и это хорошо. Сосуды мозга слишком повреждены – пара часов до разрыва и смерти. Это хорошая паромотриса. Пар к пару, прах к праху, старичок-скрежет. Это хороший гроб.
На этом всё. У нас не осталось никого родного.
Я ушёл. Без труда добрался до ждавшего смирно локомотива. Поезда, что много раз умирал. С кем я сам соревновался в смерти. Теперь он, прекрасный гость из погибшего мира, пришёл сюда, за мной. Я вскарабкался внутрь. Она там ждала меня.
Не очень похожа на портрет. Если не знать наверняка, то можно не заметить сходства. Её движения – слишком легки. Её плоть – полупрозрачна. Рыжие волосы. Бирюза глаз.
Я прошёл внутрь головного вагона. Сел. Она села рядом.
Сайхмар сдал назад. Мы двигались так до ближайшей стрелки.
Потом мы вместе с ней прошли до конца головного вагона и отцепили весь остальной состав. Грузовые вагоны с первородным веществом. Жилые вагоны, нежно хранившие воспоминания. Оставили всё в прошлом. Не будет больше перерождений. Но и круг, державший её взаперти, отныне и навек разомкнулся.
Это я протянул для неё рельсы над телом мёртвого голема. Это я её выпустил. И я приведу её к цели.
Все эти годы она никак не могла попасть к цехам Первородного Огня. Оборваны все пути. Взорваны. Но там – именно там – пункт назначения.
Хозяин Гор уничтожил эти пути. Он не хотел, чтобы она вернулась однажды к нему. Его жена. Его любовь. Демон-призрак великолепного поезда.
Он знал, что не вернётся с войны. Погибнет вместе с миром. Он знал, что она будет стремиться к нему. Новому, следующему. Но он не мог снова влюбиться в неё. Потому что она – старый мир, а его больше нет, значит, она умрёт в час, когда вернётся, когда достигнет конечной станции.
Такова его природа. Такова механика мира. Он хотел, чтобы она жила. И взорвал все подходы к себе. Но поезда должны приходить в пункт назначения.
Призрак не ушла. Она жила. Она ждала возвращения. Она не сдалась. Раз за разом она поднималась. Вставала на рельсы. Раз за разом собирала она по крупицам своё драгоценное сердце, разлетавшееся в пыль. Она искала свою любовь. Искала Хозяина Гор, как свою смерть. Потому что таков её путь. Которого он не смог принять, и от которого она не отказалась.
Следующий час поезд-призрак набирал скорость. Мы ехали к Первородному Огню.
Я должен помочь ей преодолеть разорванные рельсы. Что у меня для этого? Скорость и три нитки на перчатках по металлу. Ещё три нитки в перчатке Инвы, что я стянул, и она лежала там, на станции у поворотного круга. Вот и всё. Я не думал о том, что это сделает со мной. Я ждал этого. Я был готов.
Мы ехали. Туда, за черту, что демонесса-хранительница поезда многие годы не смела пересечь. Туда, где она могла бы снова увидеть своего супруга, Хозяина Гор. Он умер и вернулся к ней из смерти. Увидеть и помочь ему принять новый мир, взяв смерть из его рук, как венчальную чашу.
Она дочь Ювелира? Какого-то демона, неизвестного и ненужного мне? Нет. Она дочь нескольких поколений инженеров, строителей, машинистов, путевых обходчиков, градостроителей. Она дочь грязных рук и светлых глаз, глядящих в немое завтра. Она