— Но ведь можно отыскать и заполненные анкеты.

— Проверять паспортные данные избирателей — дело избиркома. Но после выборов мы внесем и свою лепту.

Пнув еще раз ящик ногой, Агейко плюхнулся в кресло.

— Могу угостить пивом. А ты в это время расскажешь мне истинную причину своего прихода.

Евнух отрицательно замотал головой.

— Терпеть не могу пиво. С войны стал уважать только крепкие напитки.

— Тогда рассказывай, зачем пришел. Я ведь не совсем еще дурак, чтобы поверить…

— Клякса неожиданно исчезла. Помнишь, мы с тобой о ней уже говорили.

— Неужели Петяеву так беспокоит пропажа проститутки?

— У Петяевой к ней совершенно другой интерес… — Евнух долго молчал и наконец решился: — Я тебя прошу о помощи. Может быть, дать ее фотографию в газете?

— Может быть, — вытащив сигарету из пачки, задумчиво ответил Агейко. — Дадим повод для пересудов клиентам, которых она обслуживала. А потом, чего доброго, кто-нибудь из самых гнусных и подлых обратится в милицию и расскажет, где и кем она работала. Тебе это нужно?

— Я об этом не подумал…

— А где француз? Они ведь с ним обручились?

— Три дня назад отбыл в Париж. Я узнавал — он улетел один.

— Она была с ним накануне?

— По крайней мере, в ночь перед отлетом Клякса в заведении Петяевой не ночевала.

— А тебе не кажется странным: улетает Кантона — и сразу же исчезает Клякса?

— Ты думаешь, что между ними что-то произошло?

— А почему бы и нет?

— Я был уверен, что Пьер Кантона питает к Светке только искренние чувства. Клякса даже показывала мне обручальное кольцо, которое он ей подарил накануне отъезда. И хвалилась, что когда он вернется в город, они сразу же обвенчаются.

— А если ему кто-то накапал о ее прошлом? Мужик впал в бешенство? Когда он улетел?

— Три дня назад, я уже сказал.

Агейко резко поднялся:

— Поехали в аэропорт. Может, там удастся что-нибудь прояснить. Ведь наверняка она его провожала…

Им повезло. Работница аэропорта, которая в тот день занималась регистрацией билетов на московский рейс, сразу поняла, чего от нее хотят. Да, она помнила элегантного француза, а рядом с ним была какая-то черноволосая девушка. Но на этом воспоминания закончились. Регистраторша вдруг замкнулась и попросила, чтобы ей не мешали работать. Сколько не пытал Агейко регистраторшу, все его усилия нарывались на полный отчуждения, холодный взгляд служащей. Было ясно, что в здании аэропорта что-то произошло.

Журналист взял Евнуха под руку, и они отошли от регистрационной стойки.

— Что мы выяснили? По крайней мере одно: когда улетел француз, твоя Клякса была жива-здорова. В гостиницу и в заведение Петяевой она не вернулась. Значит, испарилась она или непосредственно из аэропорта, или на обратном пути в город. Единственное, что еще можно попробовать сделать, это опросить таксистов. Но на успех надежды мало.

— Все равно надо попробовать.

— Это. потом. А сейчас меня интересует другое. Что произошло на контроле, и о чем не хочет нам говорить эта милая дама. — Агейко кивнул в сторону молоденькой регистраторши. — Пошли. У меня здесь один дружок работает, с которым я когда-то тянул милицейскую лямку.

Бывший сослуживец Агейко Костик, с погонами старшего лейтенанта милиции, положил руку ему на плечо:

— Юрка, если ты обнародуешь то, что я тебе скажу, с меня снимут последние звездочки. В чемодане твоего француза нашли контрабанду. Он пытался вывезти какую-то очень ценную и старинную икону, которая к тому же находилась в розыске. Икону, конечно, изъяли, француза почему-то решили отпустить, и он улетел только следующим рейсом. А по личному распоряжению Махини всем работникам аэропорта посоветовали держать язык за зубами и навсегда забыть о происшествии. Так что я ничего и никому не говорил.

— Разве я тебя когда-нибудь подводил? — обиделся Агейко, но тут же забыл об обиде. — Костик, а девчонку, которая провожала француза, ты не видел?

— Чернявая такая?

— Ага.

— Ну как же не видел. Пока иностранца шмонали, она была в зале ожидания. Я несколько раз прошел мимо нее и еще подумал: повезло девке, такого женишка себе отхватила. Затем к ней подошел какой-то парень, что-то сказал и, взяв за руку, повел к выходу из аэровокзала.

— Потащил или повел? — постарался уточнить Агейко.

— Я не заметил, чтобы она сопротивлялась. Мне даже показалось, что это был водитель машины, которая доставила парочку в аэропорт. Видимо, ему надоело ждать, когда мадам изволит ехать обратно. Они в аэропорту уже два часа проторчали…

— Костик, дорогой, как он выглядел?

— К сожалению, лица не видел. Но стрижка у него короткая, волосы русые, на руке браслетка из желтого металла, джинсы, рубашка фирменные… — с милицейской точностью описывал незнакомого гражданина Костик.

— Это Вован, помощник Пантова, — впервые вмешался в разговор Евнух.

— Неаронов? — Агейко перевел взгляд на Евнуха.

— Он носит на правой руке массивную золотую цепочку.

— Да, браслетка из желтого металла была в виде цепочки, — подтвердил наблюдательный Костик и обратился к бывшему сослуживцу: — Юрка, надеюсь, за ценные сведения стакан молока ты мне поставишь?

Агейко благодарно хлопнул его по плечу:

— Друг, ну что бы я без тебя делал!

Они запрыгнули в машину и понеслись обратно в город. Но Неаронова найти не смогли: он, как и Клякса, испарился…

Пантов подошел к подоконнику и, щелкнув шпингалетами, открыл настежь окно. С улицы пахнуло утренней свежестью. Воскресный день, такой важный и решающий для него, только начинался. Он посмотрел вниз, на мостовую, и увидел несколько дряхлых старушек, которые с трудом семенили к избирательному участку.

Словно почувствовав за собой слежку, старушки прибавили шагу и скрылись за углом дома.

«Кому отдадут они свои голоса? Мне или Сердюкову?» — подумал Пантов. Прямой вопрос, видоизменившись, отразился в подсознании совершенно иначе: пан или пропал?

Марафонский бег на предвыборной дистанции закончился. Но явного лидера в этом забеге не оказалось. По меньшей мере две борзые из общей стаи шли ноздря в ноздрю и вышли на финишную прямую. Кому из них удастся стать лидером, будут решать не судьи, а зрители. Этим выборы в корне отличаются от соревнований.

Да, он, Пантов, все положил на алтарь победы. Деньги, услуги популярного имиджмейкера, свое здоровье, наконец. Если бы эти компоненты имели решающее значение, то он давно бы уже надел лавровый венок победителя. Но сегодня что-то точило его изнутри, подсказывая, что его время закончилось.