Тетка, улыбаясь, согласно закивала головой.

— Вы что, за мной следите? — спросил Роман, когда Бурмистров устроился рядом с ним.

— Думаешь, у меня нет более важных дел?

Не зная, о чем еще говорить, Роман без всякого сожаления заметил:

— Кстати, пока вы отсутствовали, ваш протеже блестяще проиграл выборы.

— Мне уже сообщили. Я еще несколько месяцев назад знал, что он проиграет. Согласись: дураками не становятся, ими рождаются. И тут ничего не изменишь.

— Зачем же тогда вам понадобились мои услуги?

— Хотел приглядеться к твоему стилю работы.

— Ну и каково же заключение? — Роман с интересом посмотрел на Бурмистрова.

— Ты мне подходишь.

— Вот как? — удивился Алистратов.

— Я снова готов предложить выгодный контракт.

— Ну и какого же дурака будем проталкивать на этот раз?

— Разве я похож на дурака? — спросил Бурмистров и вытащил из кармана коробочку из черного дерева.

— И на что же вы замахнулись? — имиджмейкер не верил своим ушам.

— Поверь, Роман, у меня хватит денег, чтобы раскрутить кампанию по выборам в Государственную думу.

— Депутатский «зонтик» потребовался?

— Скажем так: он бы мне не помешал…

— Неспроста же вы испарились из области… — Роман на мгновение задумался. — А фамилия Бурмистрова не окажет вам совсем иную услугу?

— Какого Бурмистрова? — удивленно поднял брови банкир. — Я не знаю никакого Бурмистрова.

Роман опешил.

— Будем знакомы, — пассажир, напросившийся в соседи к Роману, протянул руку: — Белов Валерий Алексеевич. Свободный бизнесмен.

— Все кончено. Мы проиграли, Бобан.

Пантов взглянул на телохранителя и, не сказав больше ни слова, пошел к выходу.

Он вышел на улицу и, не обнаружив своего «Мерседеса», выскочил на мостовую.

— Плачу полтинник до центра знакомств, — бросил он первому же водителю.

Шофер пристально вглядывался в лицо Пантова и, узнав в нем того самого кандидата, портреты которого наполнили весь город, наконец ответил:

— Засунь себе в задницу эти деньги.

Легковушка с визгом дернулась с места и скрылась в ночи.

Он все-таки поймал такси, когда уже был в пятнадцати минут ходьбы от заведения Петяевой.

Окна кабинета Виолетты Павловны светились голубоватым светом от телевизионного экрана. Двери в заведение были открыты, и Пантов, к своему удивлению, не обнаружил на привычном месте вечного Евнуха. Перешагивая через ступеньку, он поднялся в кабинет директрисы.

— Я так и знала, что ты явишься именно сюда.

Он упал перед ней на колени:

— Виолетта, родная, давай уедем отсюда. Навсегда…

— Что, так сильно нагрешил, что теперь на глаза людям боишься показываться?

Он посмотрел на нее с мольбой:

— У тебя есть что-нибудь выпить?

— Только выпить?

— Да.

На ее лице появилась язвительная усмешка.

— Раньше ты просил выпивку, денег и женщин. — Она поднялась с кресла и выключила телевизор. — Мне бы не стакан подносить, а выпереть тебя отсюда раз и навсегда. Но мой план удался. Теперь можно и пожалеть тебя немножко.

— Какой план? В каком смысле удался?

— Тебя прокатили.

— А ты здесь при чем?

— Я? — она загадочно улыбнулась. — Я свалила Бурмистрова, а он, исчезнув, лишил тебя финансовой поддержки.

— Что?.. Ах ты… Ну, дрянь!

Он уже поднялся с колен, готовый ее ударить, но она с силой толкнула его на кожаный диван.

— Успокойся, боец. Я тебя утопила, я тебе и выкарабкаться помогу.

Петяева открыла холодильник и извлекла из него бутылку водки.

— Что ты можешь? — задыхаясь от злобы и отчаянья, выдохнула Пантов. — Только разрушать и гадить.

Она плеснула водки в стакан и протянула бывшему депутату.

— Если победивший на выборах депутат не сможет занять кресло в парламенте, что произойдет?

— Перевыборы, — он поднял на нее глаза, все еще не понимая, к чему она клонит. — Объявят перевыборы в том округе, в котором он выдвигал свою кандидатуру. К чему это ты?

— Я так и думала! Значит, если Сердюков не сможет исполнять свои обязанности, у тебя снова появится шанс?

— Что ты задумала? — водка ручьем лилась на пол. Руки Пантова лихорадочно дрожали.

Виолетта Павловна посмотрела на часы: стрелки показывали три часа ночи. Она подошла к испуганному, жалкому Пантову, обняла за голову и прижала к груди.

Бобан стоял на лестничном пролете между третьим и четвертым этажом. В подъезде было два лифта. Железные двери второго, который останавливался между этажами, он предупредительно раскрыл и заблокировал. Теперь Бобан не боялся, что кто-нибудь в эту позднюю ночь отважится подниматься по лестнице: воспользуются другим лифтом, который услужливо доставит пассажира непосредственно к квартире.

Он закурил и снова посмотрел в окно на улицу, на которой уже давно не было ни одной живой души. Присев на подоконник, он почувствовал, как в бок уперлась рукоятка охотничьего ножа. Того самого, который уже сослужил ему исправную службу — отправил на тот свет его ретивого напарника по службе. «Пусть земля тебе будет пухом, Вован», — в который раз мысленно произнес Бобан и поежился: сколько он в своей жизни не искал смерти, а погибнуть неожиданно, совсем не подготовившись к ней, окаянной, не хотел бы.

Вован тоже не догадывался, зачем вдруг ни с того ни с сего кореш предложил ему выпить бутылочку водки за городом, а не в кафе. По дороге Неаронов жаловался на притязания Пантова, а Бобан, во всем соглашаясь с соратником, лишь безмолвно кивал в ответ. Но не с ним он соглашался, а со своим патроном: Вован становился лишним в этой жизни. Он слишком много знал и слишком часто перечил патрону. Не умел держать язык за зубами.

Они свернули на грунтовку, и автомобиль, надрывно урча и нервничая, взобрался на самый высокий холм, с которого открывался прекрасный вид на озера. Не приглашая товарища, Бобан взял бутылку, складной стаканчик, пакет с колбасой и вышел из машины. Вован, все еще что-то доказывая, последовал за ним.

— Порежь, — протянул Бобан охотничий нож. — А я пока бутылку открою.

Вован вытащил нож из кожаного чехла и, восхищаясь блеском вороненой стали, принялся кромсать колбасу. Бобан протянул ему стаканчик с водкой и, не снимая автомобильной перчатки, взял нож.