Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он покачал головой.
– Об этом не может быть и речи. Именно из-за них ты стала такой.
– Такой – какой? – холодно уточнила Лили.
– Такой… идеалисткой. Ты порой невыносима.
Лили покачала головой.
– Генри, это как раз то, что тебе во мне нравится. Или ты бы предпочел жениться на копии Розвиты, которой мог бы вертеть, как хотел?
Он покачал головой.
– Я всего лишь хочу, чтобы рядом была женщина, которая не испытывает ко мне презрения, – тихо сказал он. Лили ощутила жалость, которая, впрочем, тут же сошла на нет, стоило ей вспомнить о том дне в гостиной.
– Сожалею, но уже слишком поздно, – так же тихо ответила она, и Генри кивнул, сжав губы.
– Хорошо. Ты сможешь видеться с подругами раз в неделю, когда мы переедем в новый дом. Они смогут навещать тебя. Но я запрещаю тебе выходить без моего ведома. – Генри тоже поднялся, сейчас его лицо казалось безжизненной маской. Таким он постоянно выглядел в последнее время. – Если ты сделаешь что-то, что навлечет тень на нашу репутацию, например, снова будешь устраивать нелепые акции протеста, – он шагнул ближе и прошептал: – Я упрячу Ханну в какой-нибудь монастырь подальше от города. И ты больше никогда ее не увидишь. На этот раз я совершенно серьезен, Лили. Я попробовал по-хорошему, но не вышло. Я не потерплю, если ты выставишь меня дураком в своем же доме. Ты поняла меня?
Лили молчала, глядя в глаза Генри, он прямо смотрел в ответ. Поняв, что Генри не отступит, Лили повернулась на каблуках и побрела прочь.
– Ну как дела у детей? – Йо снял кепку и обнял мать в знак приветствия. В маленькой квартирке пахло беконом и отбеливателем для белья. Как и всегда, в этом доме было тепло, чисто и уютно. Наступило раннее утро, но Вильгельм, Юлиус и Кристиан уже ушли в школу, поэтому в гостиной было необычайно тихо. Мари и Хайна тоже скоро зачислят в школу, если все пройдет так, как спланировал Йо.
Мать вздохнула.
– Когда как. Они ушли всего минут десять назад.
– Тогда мы сможем спокойно поговорить. – Он снял сапоги, сел за стол, и мать сразу начала готовить для него завтрак.
– Ты выглядишь ужасно, – сказала она, нарезая хлеб. Йо ощущал ее внимательный взгляд.
– Что ж, спасибо.
Она сделала ему бутерброд с салом, поставила чашку кофе и села напротив.
– Мальчик мой, я беспокоюсь о тебе. Ты и так работаешь день и ночь. Как мы прокормим еще пару голодных ртов? Это такая ответственность!
Йо откусил от бутерброда.
– Знаю, – сказал он с набитым ртом. – Но разве у нас есть выбор?
Это решение они приняли сразу, после смерти Альмы. Йо сидел на кухне, не испытывая ничего, кроме всепоглощающей усталости, и мать спросила:
– Как мы поступим с детьми? Я бы позаботилась об этих крохах, но откуда нам взять столько денег?
Йо удивленно поднял голову.
– Ты готова позаботиться о них?
– Если городской совет нам поможет, то да. Ты же знаешь, что у меня больная спина. Честно говоря, я боюсь того момента, когда мальчики вырастут и придется выйти на работу.
– Тебе не придется, я… я достану деньги, если ты действительно готова взять на себя заботы о тех двоих. – Он вскочил на ноги и заметался по кухне. – Я смогу заработать столько, сколько нужно, мама. Будет непросто, но я уверен, что справлюсь.
– Они такие милые дети. Сердце разорвется, если придется выгнать их на улицу. Но Йо, как ты найдешь деньги?
Ответ Йо был уклончивым и маминых сомнений не развеял. Она бросила на него еще один внимательный взгляд и вдруг схватила за руку.
– Йо, я безмерно благодарна тебе за все, что ты делаешь для нашей семьи. Не знаю, как бы мы справились. Я не часто говорю это вслух, но надеюсь, что ты и так знаешь.
Он удивленно кивнул. Мама была заботливой, но никогда – сентиментальной. На несколько секунд она замолчала, нервно провела рукой по волосам, собранным в пучок, поправила кухонное полотенце, висевшее на плече.
– Пожалуйста, послушай меня внимательно. Знаю, что ты считаешь своим долгом помочь этим детям. Это очень по-христиански с твоей стороны. – Йо нахмурился. Он не понимал, к чему ведет мать. – Но я не хочу, чтобы ты… Чтобы ты еще глубже увяз в том, с чем уже связался. Ты понимаешь?
Йо с трудом проглотил кусок хлеба, который жевал, и закашлялся.
– О чем ты? Что ты имеешь в виду? – спросил он, когда снова смог дышать. Мама не знала о том, что Йо делал для Олькерта все эти годы.
Мама пристально смотрела на него, не моргая.
– Йо, я не глупа. Я знаю, что зарплаты рабочего не хватит на целую семью. У нас хорошая жизнь, кроме этого мы можем позволить себе квартиру и кормить двух сирот…
– Я ведь тоже не простой рабочий, я работаю… – начал он, но мать прервала его.
– Ты никогда не задумывался, почему Олькерт взял тебя на работу? – тихо спросила она.
– Но…
Она грустно улыбнулась.
– Ты никогда не задумывался, почему я, простая домохозяйка из трущоб, могу зайти на кухню одного из самых богатых людей Гамбурга с маленьким сыном и попросить работу?
Йо покачал головой. Он больше ничего не понимал.
– Да, конечно. Но я думал… Отец ведь тоже работал на него и…
Она кивнула.
– Верно, Йо. Твой отец тоже работал на него. Он делал ту же работу, что и ты.
Внезапно он все осознал, и его глаза изумленно расширились. Его мать поднялась и убрала кастрюлю с плиты. Йо уставился на ее спину. Ее словам было невозможно поверить. Отец тоже был помощником Олькерта? Проворачивал для него сделки с наркотиками и в итоге погиб?
Части мозаики, о которых Йо прежде и не подозревал, сложились. Он словно открыл глаза. Каким же наивным он был! Олькерт не мог просто так нанять в помощники грязного мальчишку со Штайнштрассе. Возможно, Олькерт считал, что мальчик будет менее заметен, чем мужчина, и лучше сохранит секрет. Лоб взмок, и Йо утер его рукавом. Плечи матери вздрогнули, и когда она повернулась, по ее щекам текли слезы.
– У меня не было выбора. Надеюсь, ты мне веришь, – тихо сказала она. – Я не раз жалела об этом. Каждый раз, когда ты попадал в тюрьму или лежал тут, избитый до синяков. Я чуть с ума не сошла, понимая, что это моя вина. Ты мог бы расти