на мелкие кусочки, но за ним стояла его полная аналогия. Не сдаваясь, я разбил не меньше десятка зеркал, но всё что я после этого увидел, было моей полной гнева фигурой.

Попутно с этим увлекательным занятием, я не без интереса вспоминал своего нового знакомого. В отличие от виденных мной до этого членов Ордена этот отверженный был практически лишён отличительных физических знаков безумия. Только классический внереальный взгляд украшал его лицо, но это было здесь нечто вроде пропуска. Да ещё голос, голос был слишком спокойный для нормального дьявола. В нём не было слышно дыхания хоть каких-нибудь эмоций. Разве что лёгкий интерес и ленивое удивление. В голове мелькнула мысль, что, судя по его осведомлённости, я наткнулся на кого-то из высших иерархов Ордена, возможно, даже на самого Магистра.

Но чтобы убедиться в этом, его надо было сначала повторно разыскать, а вот с этим как раз были связаны некоторые проблемы. Ни дверей, ни проход в этих зеркальных стенах я найти не мог, а их уничтожение добавляло лишь острых осколков под ногами. Я воспарял к потолку и обречённо смотрел себе под ноги в надежде найти на них, таких же зеркальных, как и стены, терзающую мечту — выход из этой блистающей клетки. Но всё было тщетно. Я остановился и несколько раз проклял все зеркала мира. Уже было ясно, что, долбясь в стены, я выхода не найду. Надо было искать абсолютно другой подход. А подход здесь мог быть только один — безумный, а значит крайне оригинальный.

Учитывая полную узурпацию этого места смеющимися надо мной зеркалами, мне показалось более-менее логично попробовать использовать их с какой-либо созидательной целью. Вполне вероятно, что одно из них и было той дверью, которую я так влюбленно искал. Свыкнувшись с этой бредовой мыслью, я вознадеенно подошёл к своему случайному отражению.

Я посмотрел на себя отраженного. На своё лицо, свои мысли и свой Путь. Я смотрел на себя, тянулся к себе, просил о помощи и поддержке. Я закрыл глаза и соединил наши Пути, соединил в один, у которого было два начала и не было конца. Я сливался со своим верным визави. Сливался тяжело и болезненно. Жестокому стеклу было наплевать на мои переживания, оно радостно резало моё лицо, руки и душу. И мне не оставалось ничего, кроме как терпеть эту равнодушную, карающую боль. Терпеть и идти всё дальше и дальше, с яростью сдерживая рвущийся из изрезанной груди крик.

Я всё-таки закричал, закричал уже, когда вывалился с другой стороны. Закричал перед лицом своего врага, который всё также спокойно сидел на простом стуле, глядя в сторону от меня. Рядом с ним стояло большое занавешенное зеркало и стойка, на которой лежало изящное копьё с узким конусообразным лезвием.

— Ты долго шёл, — он перевёл взгляд в другую сторону, — а впрочем, я привык ждать. Сначала я ждал, когда меня поймут, потом, когда оставят в покое, когда я смогу не оборачиваться, боясь получить сталь в спину. Потом ждал, когда искал место, где меня никто не оскорбит и не тронет. А когда нашел, стал ждать, когда кто-либо нарушит мой покой, и когда я смогу говорить с любым, как с равным. Но, вот ты пришёл, и теперь я жду, когда же ты покинешь земли отверженных, ибо я вижу в твоих глазах то, что ждёт каждый из нас — смерть. Но ведь ты, как и я, не собираешься её дожидаться. Но соберёмся ли?

— Где ангел? — я не хотел разговаривать с этим дьяволом. Он слишком хорошо владел своим безумным разумом, а это могло уже слишком плохо закончиться.

— Ангел? — он криво улыбнулся, — так он недалеко. Смотри.

С этими словами отверженный подошёл к зеркалу и сдёрнул покрывавшую его ткань. На секунду мой взор оказался полностью парализован открывшейся мне картиной. Сперва я, наконец, понял, почему этот дьявол стал братом Ордена. За спиной у этого отверженного были крылья. Маленькие, кривые, изрезанные шрамами и покрытые серой кожей они вызывающе глядели на меня из прорезей в его одежде. Дьявол словно специально шевельнул ими в жалком взмахе, показывая, что это именно крылья, а не непонятные наросты на спине.

Но после того как он сдёрнул покрывало, мне стало уже не до жестоких шуток Великого Огня. В гладкой поверхности зеркала лежала Элати. Веки её дрожали, не в силах приоткрыть замутнённые глаза. На скуле расплывался безжалостный кровоподтек, а её восхваленные небом крылья из белоснежных превратились в алые от неумолимо залившей их крови, крупными каплями устремляющейся на грязный пол.

— Ведь кто-то ошибся, верно, пришелец, — крылатый дьявол резко развернулся ко мне. — Ведь кто-то оказался неправ, — он снова сел на стул. — Может быть я, но я ли? Может быть ты, но разве ты расскажешь? А может быть она, но разве ей кто-то даст сказать? А, может быть, мы все ошиблись, и прав кто-то другой, но разве он удостоит нас ответа. Ведь зачем искать правду, когда можно найти ложь, и всё остальное сразу же станет если и не истиной, то вполне возможным допущением. И все те, кто не успел сказать, будут кричать, что они были правы, а тот, кто ошибся, должен будет уйти. Ведь у нас никогда его не было — права на ошибку? Права попробовать жить не так, как кричат те, кто не успел или не хотел сказать. Права быть другим. Ведь так?

— Так, — я тоже присел за неимением второго стула на корточки, — но я не высший арбитр, чтобы добиваться для всех и каждого ещё одного нужного ли права. В конце концов, прав никогда не будет слишком много. И никто из нас не займёт это место под сенью мудрого пламени. Никто и никогда. К сожалению, у нас слишком много обязанностей для того, чтобы было время искать такие желанные права. Слишком много и слишком часто. А конкретно у меня их ещё больше, и одна из них сейчас у тебя. Отдай ангела.

Мы долго молчали. Дьявол неподвижно сидел, глядя куда-то мимо меня, а я изо всех сил пытался ему подражать, но, увы, минут через десять у меня окончательно затекли ноги, в связи с чем пришлось встать и по случаю нарушить нашу благословенную тишину.

— Мне нужен ангел, — я пошёл прямо на красноречивого и обиженного жизнью отверженного, — отдай её и я уйду.

Он легко поднялся мне навстречу, копьё как влитое вошло в его руку, взгляд наполнился печалью, а фигура напряжением. Мои мечи вылетели из ножен, расплёскивая