комнате, купил с условием, что записана она будет на Камиллу. Костя, конечно, прописался, но я уговорил его не продавать свою однушку – мало ли, что в жизни случится. Он очень любил Камиллу, но даже по его отдельным фразам, я понял, она… как бы это сказать… недооценивала его. В тот вечер, о котором вы говорите, я поехал отдать деньги, двести тысяч наличными.

– Зачем? – поинтересовался Феликс.

– Наступает осень, Камилле следовало обновить гардероб, внук подрос, ему больше нужно, чем взрослому. Это тоже легко проверить – деньги я снял со своего счета, Костя не хотел, чтобы я их перечислял. Если убийца не забрал деньги, а вы говорили, что квартиры не были ограблены, то вы же и должны были их найти.

Павел не присутствовал при обыске, потому взглянул на Феликса, молча спрашивая: нашли деньги или нет? Тот едва заметно и утвердительно кивнул, после задал очередной вопрос хозяину:

– Выходит, вы оба знали, что Камилла должна уйти?

– Костя знал, – ответил Георгий Глебович. – А уж как ему удавалось выяснить, мне он не докладывал. Я подъехал в определенное время, припарковался и ждал звонка. Он позвонил, сказал, что Камилла ушла, можно приезжать.

– Как долго вы пробыли у Константина? – спросил Павел.

– Совсем недолго. Я убедил его отправить Камиллу в автошколу, обсудили мелочи, вот и все. Прошу вас не думайте про Костю плохо, он поначалу от помощи отказывался, но я убедил его принимать помощь. Так он помогает мне стать полезным дочери и внуку, чему я был рад. Ну, вот… Костя пообещал уговорить дочь учиться вождению, обсудили марку машины, которую я собрался для нее купить. Вот и все. Примерно через полчаса я уехал.

– Что-нибудь там пили, ели?

– Нет.

– А с Лукьяновыми вы…

Георгий Глебович воспринял упоминание о Лукьяновых намеком на причастность к преступлению, оттого он вскипел:

– Предупреждаю, я понятия не имел, что у моей дочери связь с Платоном, как и не знал, от кого у нее Ваня. Меня не посвящали в эти подробности. (Упрек брошен конкретно Наденьке.) Мне только было известно, что Костя взял ее беременной, от кого Ваня, даже он не знал. Что отец внука Платон, только сейчас мне сказали, после того, как… как все это навалилось.

Остался еще один пункт, хотя Павел готов был уйти прямо сейчас, но интересно посмотреть на реакцию, да, он экспериментатор в некоторой степени:

– Утром явился к нам Лукьянов Платон и сознался в убийстве жены и Пешкова. Хотелось бы услышать ваш комментарий.

Ну, какая в данном случае может быть реакция, когда всего за полмесяца в плохих новостях не было недостатка? Они сыпались, как камни на голову, грозя убить наповал, вот и эта новость… У обоих растерянные лица.

– Все-таки он… – произнесла Надежда Артемовна.

Георгий Глебович не позволил ей договорить фразу до конца, опасаясь, что Надюша наговорит лишнего, у нее феноменальные способности болтать, не останавливаясь. Он накрыл ладонью ее кисть, лежавшую на подлокотнике кресла и сжал, тем самым подавая сигнал, чтобы держала Наденька язык за зубами. Потом убежденно, глядя на Терехова, сказал:

– Это невозможно. А что он говорил?

– Хороший вопрос, – улыбнулся Павел. – Платон просил освободить Камиллу, так как ее там не было…

– Я уверен на сто процентов, его там тоже не было, – довольно резко заявил Георгий Глебович. – Послушайте, молодые люди, неужели вам не интересно найти настоящего убийцу? Вы уже все про нас знаете, даже то, что мы скрывали от себя самих! Платон пришел защищать мать своего сына и любимую женщину, поэтому взял чужую… слышите? Чужую вину на себя. Ну, разберитесь, елки-палки!

– Дело в том, Георгий Глебович, – сказал Павел, – в обеих квартирах обнаружены на видном месте бокалы, на них отпечатки вашей дочери и Платона.

М-да, не все самое плохое случилось, запас еще есть. Надежда Артемовна схватилась рукой за сердце и упала на спинку кресла, у нее не было слов, она лишь покачала головой. В отличие от нее Георгий Глебович включил голову и пошел в атаку, отказавшись от миролюбивого тона:

– На видном месте? Вы смеетесь? Нет, я прихожу убивать, зачем-то пью… Что там они пили из бокалов? Вино? Я пью вино, стреляю и ухожу, оставив на видном месте улики против себя. Это же бред. Самый тупой преступник унес бы бокалы с собой, стыдно вам не знать этого.

На фоне его пламенного монолога слова Павла прозвучали мирно:

– Вот и мы о том же – странно повели себя преступники. Ладно, поедемте с нами, Георгий Глебович, заберете свою дочь и Платона Лукьянова.

Зарубин переглянулся с Надеждой Артемовной, она вскрикнула:

– Как-как? Вы их отпускаете?! Обоих?!

Вопросы заданы почти с ужасом, но это всего лишь изумление, так как подарок преподнесен следователем внезапно, неожиданно, когда надежда таяла с каждым днем, с каждым часом и вдруг…

– Да, отпускаем, – подтвердил Терехов, поднимаясь с места, за ним и Феликс встал. – У них алиби, которое обеспечил им один молодой человек, неделю проторчав за компьютером с утра до вечера. Если б не он, не его упорство и въедливость, то все против вашей дочери и Платона – мотив и самые что ни наесть прямые улики. Мы ждем вас в машине, поедете за нами.

Глядя им вслед, Георгий Глебович и Надежда Артемовна медленно поднялись со своих мест, еще не веря в чудо, она захлебнулась слезами:

– Я поеду с тобой. Даже не думай отговаривать.

Георгий Глебович положил руку ей на плечи – нет, не обнял, просто положил, ведь от нее всего можно ждать, еще подумает, что он покушается на ее честь прямо в гостиной.

– Боже мой, Надя… Что за мокроту ты развела? Марк!

– Бегу, бегу! – Он примчался со стаканом и рюмкой, протянул Надежде Артемовне. – Пейте. Пятьдесят капель.

– Поднимись к отцу, скажи, что мы уехали…

– Я все слышал, скажу, – заверил хозяина Марк, убегая наверх.

Надежда Артемовна шмыгала носом, утирая слезы – естественный спад напряжения в прямом смысле выливался, Георгий Глебович двинулся с ней к выходу, усмехаясь:

– Надя, я никогда мысли не допускал, что ты размазня, в моем представлении ты железная леди.

– Была, наверное. Устала от железа… оно тоже ржавеет. Я все время думала о том, что Ванька останется один, как сирота, но при живых родителях.

– Ну, успокойся. У него еще есть ты да я…

– Мы старые, а ему нужны молодые. Когда Костя сделал предложение Камилле, я уговорила выйти за него, чтобы у ребенка были оба родителя.

– Ну, ты, может, и старая, а я молод и полон