появилась мама Немо. Я заметил, как под стеклами очков глаза Немо дрогнули, словно в ожидании удара.

— Немо! — позвала его мама голосом, напомнившим мне жужжание выпускающей жало осы. — Я, кажется, запретила тебе бросать мяч? Я все видела через окно, молодой человек!

Мама Немо сбежала по ступенькам крыльца и обрушилась на нас как ураган. У нее были длинные темно-каштановые волосы; вероятно, когда-то ее называли миловидной, но теперь в ее лице появилась какая-то жесткость. У нее были пронзительные карие глаза с глубокими морщинками в углах и густо наложенный макияж в оранжевых тонах. Одежду ее составляли обтягивающие черные бриджи и белая блузка с узором в крупный красный горошек, на руках — желтые резиновые перчатки. Помада на ее губах выглядела настолько красной, что я поразился, увидев рот такого цвета. Слишком причудливый вид для домохозяйки.

— Подожди, вот отец узнает! — добавила она.

«Узнает о чем?» — удивился я. Ведь Немо ничего плохого не сделал, просто играл на улице около дома.

— Я ведь не упал, — сказал Немо.

— Но ты мог упасть! — резко бросила его мама. — Ты же знаешь, какие хрупкие у тебя кости! Если ты упадешь и сломаешь себе что-нибудь, что мы будем делать? Где найдем деньги на лечение? Честное слово, Немо, иногда мне кажется, что у тебя не все в порядке с головой!

И тут ее глаза обратились на меня, их свет напомнил мне сияние тюремных прожекторов.

— А ты кто такой?

— Это Кори, — проговорил Немо. — Мой друг.

— Друг. Ага.

Миссис Керлисс осмотрела меня с головы до ног. По тому, как поджались ее губы и сморщился нос, мне показалось, что она приняла меня за прокаженного.

— Какой такой Кори?

— Маккенсон, — ответил я ей.

— Твой отец покупает у нас рубашки?

— Нет, мэм.

— Друг. — Суровый взгляд миссис Керлисс снова обратился к Немо. — Ведь я же просила тебя не перегреваться на солнце, Немо. И не играть в мяч.

— Я не перегрелша, мама. Я прошто…

— Ты просто не слушаешься меня, вот и все, — оборвала его мама. — Господи боже мой, настанет ли в этой семье когда-нибудь порядок! Должен же быть хоть какой-то порядок, какие-то правила! Твоего отца целый день нет дома. Когда он возвращается, то тратит денег больше, чем может себе позволить, а ты так и норовишь сломать руку или ногу и сводишь меня с ума!

Тонкая кожа на лице миссис Керлисс туго обтянула кости, в глазах появился нестерпимый блеск.

— Разве я не напоминаю тебе постоянно, что ты болезненный мальчик? Достаточно сильного порыва ветра, чтобы сломать тебе руку!

— Шо мной вше в порядке, мама, — отозвался Немо. Его голос звучал очень тихо, и сам он выглядел жалко. На его затылке выступил пот. — Чештно.

— Ты будешь твердить это, пока тебя не принесут домой с сердечным приступом. Или пока не упадешь и не выбьешь себе зуб. Кто, скажи на милость, будет оплачивать счет дантиста — наверно, не отец твоего дружка?

Миссис Керлисс вновь смерила меня презрительным взглядом:

— Поразительно, неужели в этом городке никто не носит хорошие рубашки? Умело сшитые белые рубашки, неужели они тут никому не нужны?

— Нет, мэм, — чистосердечно признался я. — Думаю, что никому.

— Понятно, мой маленький денди, — проговорила она. В голосе миссис Керлисс не было и намека на веселье. Ее ухмылка выглядела раскаленной докрасна, как полуденное солнце, и на нее было так же больно смотреть. — Вас что, еще не коснулась цивилизация?

Она схватила Немо за плечо затянутой в желтую перчатку рукой.

— Давай-ка в дом! — приказала она ему. — Сию же минуту!

Мама Немо поволокла его к крыльцу, и он оглянулся на меня с выражением печали и сожаления на лице.

Я должен был спросить ее о том, о чем давно хотел. Просто обязан…

— Миссис Керлисс, может быть, вы разрешите Немо играть за младшую лигу?

Поначалу я думал, что она собирается уйти, не ответив, не обратив на меня внимания. Но она неожиданно остановилась у ступеней крыльца и резко повернулась ко мне. Ее глаза от ярости превратились в щелки.

— Что ты сказал?

— Я… спросил вас… почему бы вам не позволить Немо играть за младшую лигу. Я хотел сказать… у него совершенная ру…

— Мой сын — хрупкое создание, неужели ты еще не уяснил? Ты вообще понимаешь, что означает это слово?

Не дав мне раскрыть рта, она начала кричать:

— Это означает, что у него слабые и хрупкие кости! Это означает, что он не может бегать и безобразничать с другими детьми. Он не дикарь, как другие мальчишки!

— Да, мэм, но…

— Немо не такой, как вы все! Он другой породы, как вы этого не поймете? Он воспитанный и цивилизованный мальчик и не станет, как вы, валяться в грязи, словно дикий зверь!

— Но мне казалось, что ему… может понравиться…

— Послушай, мальчик! — снова прервала меня миссис Керлисс, похоже готовая сорваться на визг. — До каких пор ты будешь стоять на моей лужайке и объяснять мне, что хорошо и что плохо для моего сына? Ведь не ты сходил по ночам с ума, когда Немо было три года и он чуть не умер от пневмонии. А где находился его отец, ты знаешь? Его отец, как обычно, находился в дороге, пытался продать свой товар, чтобы мы могли удержаться на плаву! Но мы все равно лишились нашего дома, прекрасного дома с цветами на окнах! И никто не помог нам! Никто из добродетельных прихожан не помог нам! Ни один человек, можешь себе представить? Мы потеряли наш замечательный дом, где на заднем дворе была похоронена моя собака!

Лицо миссис Керлисс задрожало, и на мгновение под маской раздражения и гнева я заметил отблеск настоящего, разрывающего сердце отчаяния и горькой обиды. Она говорила все это, ни на секунду не отпуская плечо Немо. Потом маска снова восстановила свою целостность, и миссис Керлисс презрительно рассмеялась.

— Я знаю, что ты за мальчик! Я много таких перевидала во всех городках, где нам приходилось жить! Вы только и думаете, как бы обидеть Немо, а сами смеетесь за его спиной! Вы испытываете радость, когда он падает и разбивает себе коленку, вам нравится слышать, как он шепелявит, — это кажется вам смешным. Так знайте: вам придется поискать другой объект для издевательств, потому что мой сын не станет с вами водиться!

— Я и не думал над ним издеваться!

— Убирайся в дом! — заорала миссис Керлисс на Немо и пихнула его в спину по направлению к крыльцу.

— Мне нужно идти, — сказал Немо, отчаянно стараясь сохранить