Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На гребне удушливой жары пришел август. Проснувшись однажды утром, я вдруг понял, что скоро мне предстоит провести целую неделю в компании дедушки Джейберда, и эта мысль заставила меня немедленно натянуть на голову простыню.
Но, увы, никому не дано повернуть время вспять. Даже чудовища со стен не могли мне помочь. Каждый год летом, хотел я того или нет, я должен был проводить неделю у дедушки Джейберда и бабушки Сары. Этот обычай был заведен по требованию дедушки Джейберда. Несколько уик-эндов в году я проводил в гостях у дедушки Остина и бабушки Элис, но визит к дедушке Джейберду представлял собой апофеоз безумной эксцентричности.
Однако в этом году я собирался заключить с родителями сделку. Если мне все-таки суждено отправиться на ферму, где дедушка Джейберд будет сдергивать с меня одеяло в пять утра, а в шесть — выгонять с газонокосилкой на лужайку, то я вправе попросить у родителей разрешения отправиться в поход с ночевкой вместе с Дэви Рэем, Беном и Джонни.
Но когда я сказал об этом отцу, он ответил, что подумает. Это было самое большее, на что я мог надеяться. Итак, попрощавшись с Бунтарем, я забрался в наш пикап, и папа с мамой вывезли меня из Зефира за город вместе с чемоданом. Свернув на грязную колдобистую дорогу, идущую через кукурузное поле, мы вскоре добрались до фермы моего дедушки.
Бабушка Сара, несомненно, была милой женщиной. А дедушка Джейберд, как я подозреваю, в молодые годы был изрядным гулякой, человеком предприимчивым, энергичным, обладавшим грубоватым обаянием. Однако с каждым годом его винтики все больше разбалтывались. Отец прямо говорил, что, мол, дедушка Джейберд съезжает с катушек. Мама же говорила, что он просто немного эксцентричен. Что касается меня, то я считал его тупым, злобным старикашкой, который воображает, что весь мир крутится вокруг него, но в одном я должен признаться честно: не будь дедушки Джейберда, я бы никогда не написал свой первый рассказ.
Сроду не видел, чтобы дедушка Джейберд проявлял доброту к кому-то, никогда не слышал от него ласкового слова о своих жене и сыне. В его обществе я ощущал себя так, будто являюсь его собственностью (слава богу, временной). Его настроения выглядели переменчивыми, как фазы Луны. Но при этом дедушка Джейберд был прирожденным рассказчиком: стоило ему начать повествование о домах с привидениями, одержимых демонами пугалах, индейских кладбищах или собаках-призраках, вам оставалось только слушать его с раскрытым ртом.
Мрачные темы были его коньком. Дедушка Джейберд отличался природной смекалкой, но был совершенно не способен к учению и в свое время не сумел осилить даже четырех классов. Иногда я поражался, как моему отцу удалось выйти в люди и стать тем, кем он стал, после семнадцати лет, проведенных в мрачной тени дедушки Джейберда. Как я уже говорил, у деда начала ехать крыша вскоре после моего появления на свет. Полагаю, что разумное начало передалось мне главным образом по линии бабушки. Я никогда не мог знать заранее, какие страдания мне предстоит вытерпеть на этот раз, но сомневаться не приходилось: меня ждут нелегкие испытания.
Дом дедушки Джейберда был уютным и удобным для жилья, хотя и не представлял собой ничего особенного. На принадлежавшей дедушке земле, кроме чахлого кукурузного поля, имелись просторный огород и лужайка. Вокруг простирался лес, где дедушка охотился.
Бабушка Сара по-настоящему обрадовалась нашему приезду и пригласила пройти в гостиную, где жаркий воздух разгонялся электрическим вентилятором. Вскоре в гостиной появился и сам дедушка Джейберд, облаченный в комбинезон. В руках он держал стеклянный кувшин с золотистой жидкостью, которую отрекомендовал как «медовый чай».
— Я выбраживал его две недели, — объявил он. — Хотел, чтобы настоялся как следует. Вот, отведайте.
У дедушки оказались наготове большие глиняные чашки. Он разлил напиток.
Должен сказать, что чай был совсем неплох. Все, кроме самого дедушки Джейберда, выпили по второй чашке. Вероятно, дедушка знал взрывную силу своего напитка. Потом я чуть ли не полдня почти безвылазно провел в уборной с ощущением, что мои внутренности выворачиваются наизнанку. По рассказам отца и мамы, дома с ними творилось приблизительно то же самое. Бабушка Сара, чей организм наверняка был привычен к дедушкиному пойлу, проспала как убитая все то время, пока я страдал животом. Только посреди ночи она вдруг издала высокий душераздирающий крик, от которого могли подняться волосы на затылке.
Настало время родителям возвращаться домой, в Зефир. Я почувствовал, как переменился в лице. Должно быть, я выглядел как побитый щенок, потому что мама обняла меня на крыльце и шепнула на ухо:
— Все будет в порядке, Кори. Позвони мне сегодня вечером, хорошо?
— Хорошо, — пообещал я. После этого долго смотрел вслед нашему пикапу, пока поднятая с дороги пыль не осела на коричневых стеблях кукурузы.
«Всего одна неделя, — сказал себе я. — Всего одна неделя, это совсем немного».
— Эй, Кори! — позвал из своего кресла-качалки дедушка Джейберд. Он ухмылялся: это был плохой знак. — Слушай анекдот! Заходят три гитариста в бар. Первый гитарист говорит: «Эй, налейте-ка мне!» Бармен оглядел его с головы до ног и отвечает: «Мы здесь музыкантам не наливаем». Тогда второй гитарист решил попытать счастья: «Налейте-ка мне!» Бармен поглядел на него: «Я же сказал: мы здесь музыкантам не наливаем, так что проваливайте отсюда!» Тогда третий гитарист, у которого в глотке было сухо, как в дьяволовой печи, говорит: «Налейте-ка тогда мне!» Бармен прищурился и спрашивает: «А ты что, еще один долбаный музыкант?» А тот выпятил грудь и отвечает: «Боюсь, что нет, сэр».
Дедушка Джейберд зашелся от хохота, а