– Я постараюсь, – говорит лекарь. – Я могу только постараться.

Я киваю и иду к дверям:

– Ей нужны одеяла.

Дуб устремляется по коридору, Ясень за ним. Они топочут вверх по лестнице и через миг уже несут обратно все наши одеяла, горой сваливают мне в руки.

Я жду, пока они отойдут, и только потом возвращаюсь, собой закрывая от них вид на комнату. Закутываю Виолу в одеяла, оставив снаружи только место, над которым трудится лекарь. Потом опускаюсь напротив него, одну ладонь мягко кладу на руку Виолы и тихо говорю с ней, рассказывая, что семья рядом, что лекарь о ней позаботится.

Он планомерно работает, поднимая одеяла, чтобы осмотреть каждую часть тела Виолы, прежде чем двигаться дальше. Забинтовав ее руку, он говорит:

– Я положу ее на бок, чтобы проверить спину. Будет больно, и она может очнуться. Мне надо, чтобы вы сидели спереди и придерживали ее. Не давайте ей перекатиться на живот.

Он переворачивает Виолу, подсунув под нее руку. Я помогаю, пытаясь быть как можно осторожней. Она издает глухой, протяжный стон и затихает. Лекарь действует быстро, отмывает начисто ее спину и аккуратно осматривает.

– Порядок. Кладем обратно.

Я опускаю ее, вознося благодарности за то, что мне не пришлось смотреть и что лекарю не пришлось ничего зашивать.

– Она все еще мерзнет, – говорит он. – Ложитесь спать рядом с ней, под одним одеялом. Старайтесь не слишком задевать ее, а то сделаете больно. Просто согревайте. Если нужно будет уйти – грейте камни в очаге и заворачивайте в одеяла. Вообще-то положите камни сразу, лишним не будет.

Он встает, упирается руками в бока и тянет спину.

– Я видел вещи похуже, но нечасто. Холод опасен для нее. Будьте очень внимательны.

– Кел? – нерешительно спрашивает из-за двери Дуб.

– Да-да. Я объяснял девушке, что делать дальше. – Лекарь берет сумку и уходит к конюхам в коридор.

Я слышу их разговор, но слова звучат невнятно и будто издалека. Тело налито изнеможением и ужасом. Из двери бьет свет, наверняка снаружи ясный день, но я не могу даже представить, что солнце всходило, пока я сидела тут с Виолой. Я слушаю ее дыхание. Такое тихое и редкое, что в перерывах между вдохами я боюсь, что оно прекратится.

В комнате звучат шаги. Я поднимаю глаза на Сальвию и вижу Дуба, Ясеня и Рябину позади нее.

Сальвия приседает рядом со мной, тянется рукой к Виоле и резко замирает.

– Надо лечь около нее, – говорит наконец.

Я киваю и устраиваюсь с одной стороны от Виолы, а Сальвия заползает под одеяло с другой. Мужчины растерянно переглядываются.

– Дуб, занесешь камни для очага, когда их пришлют от Джоа, – говорит Сальвия.

Он кивает и уходит, но его братья остаются на месте.

– Отдохните, – наконец говорит им Сальвия. – Мы вас позовем, когда она очнется.

Они кивают, но еще какое-то время стоят на месте и лишь потом плетутся за дверь и ложатся прямо за ней на полу. По их возне и редким негромким словам понятно, что они, как и я, не могут уснуть. В конце концов я поворачиваюсь на бок, смотрю, как поднимаются и опадают одеяла с каждым вдохом Виолы, и принимаюсь ждать ее пробуждения.

Она не просыпается. На исходе утра кожа у нее горит, а дыхание хрипит в горле. Она стонет, когда Сальвия смачивает ей лоб влажной тканью, но глаз не размыкает. Мы сидим с ней по очереди, чтобы успевать отлучаться к работе.

Когда я прихожу в сарай, Корби с гусями уже на пастбище. Я торопливо убираюсь, целиком отдавшись работе, чтобы вернуться в общую комнату поскорей. И ухожу оттуда, только чтобы помочь загнать стадо обратно.

Мы с Сальвией по очереди кормим Виолу прозрачным бульоном, который Джоа прислал с королевской кухни. Осторожно поднимаем ей голову, боясь потревожить, и заливаем по одной ложечке в рот, умоляя пить. Не понимаем даже, попало в конце концов что-нибудь внутрь или все вытекло обратно из уголков губ.

– Похитители? – наконец спрашиваю я, когда мы с Сальвией сидим бок о бок рядом с Виолой, а Дуб примостился на скамье, понурив голову и сгорбив широкие плечи.

Я не могу больше тянуть с вопросом, мне нужно знать – необходимо знать, приложила ли Валка к этому руку. От одной только мысли перехватывает горло. Никто ничего так и не сказал о том, кто напал на Виолу, и я не понимаю почему.

– Нет. – Дуб поднимает взгляд, глубокие тени у него под глазами похожи на синяки. – Похитители такого не творят. Или если и творят, то не бросают жертву в переулке, когда наиграются.

Сальвия неотрывно смотрит на опухшее лицо Виолы.

– Вернувшиеся от них женщины и дети сбегают сами. Находят пути на волю. А это… это не похитители.

Пожалуйста, думаю я, глядя на застывшие черты Виолы, пожалуйста, пусть это все не из-за меня, не из-за Валки. Пожалуйста, молю я, пожалуйста, выбирайся.

На закате снова приходит лекарь, отсылает мужчин в коридор и осматривает Виолу. Мы с Сальвией остаемся, наблюдаем. Она впервые видит всю картину нанесенных Виоле увечий. Я бросаю на нее взгляд и понимаю, что она постарела на десяток лет. Она сидит, стиснув зубы, со сжатыми губами и сухими глазами.

– У нее жар, и вот с этими порезами неладно, – говорит лекарь, указывая на сделанные ночью швы. Протягивает Сальвии мешочек: – Приготовьте отвар из этих трав. Давайте ей каждые несколько часов, перемешав с бульоном.

– Что-нибудь еще? – спрашивает Сальвия.

– Втирайте золу в порезы, чтобы не гноились. Кроме этого, делать больше нечего.

Ночью мы молча лежим рядом с Виолой. Мужчины спят на утоптанном полу прямо за дверью, не издавая ни звука, кроме тихих шорохов одеял.

– Не могу заснуть, – говорит Сальвия.

– Знаю.

– Она скоро очнется, да?

Я зажмуриваюсь, и перед глазами встает общая комната: руки у всех заняты предметами упряжи, Сальвия качает головой из-за шуток Рябины, и Виола сидит в свете лампы, сияя темными волосами, и заливается звонким смехом, отложив иголку с ниткой и прошитую кожу. У меня нет ответа, нет обещания, которое точно не будет нарушено.

– Споешь одну из своих песен? – спрашивает Сальвия, разбивая тишину. – Из тех, что поешь во время работы?

Я открываю глаза и смотрю на нее над неподвижной Виолой.

– Я не знаю ничего на менайском.

– Ну и ладно. Пой на своем языке. Виоле они всегда так нравились.

И я негромко запеваю в ночной тишине старую балладу о любви. И пою, пока голос не хрипнет и пока я не слышу ровное дыхание Сальвии сквозь резкие свистящие вдохи Виолы.

На следующий день Дуб с Ясенем идут во дворец требовать правосудия. Возвращаются вечером, садятся рядом с Виолой, молчаливые и хмурые.