Рот Портера-монстра начал шевелиться, а рука приподнялась и указала на выход. Джеймс думал, что существо не умеет говорить, но то, что он услышал, заставило его понять, как он ошибался.

– Помни о Грине. Найди его, заставь его страдать! Убей его, и тебя оставят в покое. Помни о Грине, убей его, убей, убей, убей, в покое, убей, убей… – Голос существа постоянно нарастал и вскоре вовсе стал невыносим для человеческого слуха.

Джеймс, прикрыв уши ладонями и прихрамывая, направился к выходу из подвала. В голове словно взорвалась граната со шрапнелью из ультразвука. Этот крик невозможно было вынести. Джеймс решил поскорее выбраться. Он уже поднимался по лестнице наверх, но в голове прожигал мозг дикий крик существа:

– Убей, убей, убей!

Джеймс на последней ступени прыжком выбрался из подвала, и как только он перелетел через порог, дикий вопль полностью прекратился. Джеймс приземлился на ноги и ощутил жгучую волну боли в колене. Он схватился за ногу и подумал, что, выбравшись из одной камеры пыток, попал в другую, куда более страшную. Перед ним лежала Моника – измученная, настрадавшаяся, мертвая. Мужчина только сейчас заметил, что плакал, как маленький ребенок. Единственным его желанием сейчас было уйти от всего на свете и в одиночку отдаться горю. Пережить с ним многие годы, чтобы оно заело его до смерти или до того момента, пока он сам не устанет истязать себя и примет нового себя и свое новое одинокое будущее.

Убитый горем отец намеренно отводил взгляд от горки плоти, затем он дошел до лестничного подъема и перед тем как уйти решил забрать револьвер, который он оставил в своей спальне перед походом в «ГрейтБир». Он начал подниматься по лестнице и повернул голову направо, рассматривая стену своего дома, чтобы ненароком не увидеть кусочки тела Моники, но эта идея не принесла ему облегчения. Его логово было увешано различными картинами, которые ему дарили богатенькие клиенты его мертвого бизнеса, а между ними мелькали фотографии уже мертвых членов семьи. Джеймс ловил их сфотографированные взгляды и старался унять то горькое чувство, что разъедало его сердце. Однако среди мертвых глаз были глаза, придающие ему силы. Эдвард, малютка Эдди. Сейчас он мысленно поблагодарил семейство Демфре за свою гостеприимность. Если бы не они, он бы запросто потерял обоих детей. «Эдди, мой малютка Эдди. Подожди, с тобой ничего не будет, я обещаю». Джеймс преодолел лестничный пролет, но перед ним все еще стояли фотоглаза его полуживой семьи. Этот факт его убивал и заставлял жить одновременно. Пока есть за что биться, Джеймс будет воевать.

Войдя в спальню, Джеймс сразу увидел револьвер, но перед этим он решил переодеть футболку и умыться. Весь его вид был вызывающ, по дороге его могли увидеть немало людей, а уж особого труда не составит попросить полицейского проверить, что это за пугающий человек ходит вокруг? Почему его лицо и руки покрыты кровью и от него смердит?

Кастер сложил руки крест-накрест и быстро снял с себя футболку, содрав с тела высохший гной, который прилип к ее изнанке. Теперь к жжению в колене прибавилось обжигающее чувство на груди, животе и торсе. Вонь вновь вернулась, но теперь живот не сводило. Джеймс предположил, что скорее всего уже привык к своему «естественному запаху». Он кинул футболку на пол, зашел в ванную и отмыл руки и лицо от крови, затем он взял влажные салфетки Оливии и осторожно вытер свежий и высохший гной с тела, до которого только смог дотянуться. Грязные салфетки он оставил в раковине и, посмотрев на себя в зеркало, несмотря на красные глаза, измученное лицо и подступающие к шее гнойники, одобрил свой внешний вид для поездки в Брейсвик.

Мужчина старался не погружаться в себя. Он концентрировался на воспоминании лица Пола Грина – старика, который был, есть и будет главной целью защитника и главы семейства Кастеров. Джеймс подошел к кровати и схватил револьвер. Он проверил барабан – все пять пуль были на месте. Джеймс вообразил, как пускает четыре боеприпаса в тело Грина, чтобы заставить его помучиться, а последнюю он оставит на тот случай, если терять останется действительно нечего.

Джеймс покинул спальню и спустился вниз. Он не оборачивался. В его глазах все еще стоял образ тела дочери, а в ушах все еще звучало эхо: «Помни о Грине. Найди его, заставь его страдать! Убей его, и тебя оставят в покое». Он открыл входную дверь дома и вышел. Вдруг он ощутил нечто странное, будто кто-то овладел им. Чувство продлилось всего пару секунд, но это было отвратительно. Когда Джеймс повернулся, чтобы закрыть дверь, что-то заставило его взглянуть перед собой. Он увидел тело Моники и словно откуда-то из краев вселенной услышал: «Заставь его страдать!» Джеймс закрыл дверь.

* * *

Дом не был оставлен в покое. Когда Джеймс уже покинул Мейнритон, из подвала начали доноситься звуки движения, совсем не похожие на человеческие шаги. Из подвальной тьмы выбиралось существо, пришедшее из далеких земель, ядром которого было первое мировое существо. Дверь подвала отворилась. Из мрака потянулись кровавые куски плоти, на которых восседало маленькое существо с секирной головой, узким тельцем и тонкими конечностями с трехпалыми лапками.

Когда три толстые конечности из влажного красного мяса подползли к телу Моники, из них стали тянуться маленькие отростки диаметром не больше человеческой вены. Пока отростки окутывали плоть мертвой Моники, малое существо спрыгнуло на туловище в центре груди и принялось кромсать своими лапками кожу, пока не пробурило внутрь нужное отверстие. Существо заползло в отверстие, а мелкие нити плоти аморфного существа уже покрыли большую часть тела. Малое существо залезло в отверстие на половину своего тельца, и вскоре его осветило белое сияние, исходящее из внутренностей Моники.

Резкими толчками тонкое существо вылезло из рытвины и достало из Моники белый шар, который продолжал ярко сиять. Из-за размеров шара существу приходилось держать его двумя лапками. Оно, как хирург, извлекло из недавно умершего тела все еще живую субстанцию. Оно держало то, что человеческий род мог бы прозвать душой. Времени оставалось мало, и обе твари это прекрасно понимали. Если душа потухнет, они потеряют то, ради чего они и существуют. Тонкое нечто продолжало стоять на груди Моники, а нити красной плоти уже полностью обволокли тело, заполнив даже отверстие, которое проделало карликовое создание. Медленными движениями аморфная плоть потянула останки Моники Кастер в подвал, придерживая их на ступенях при спуске. Наверху все еще оставались тонкие отростки полужидких конечностей, которые жадно всасывали с пола кровь умершей девушки. Несколько минут, и оба существа скрылись в сундуке, прибрав останки Моники и ее еле живую душу. Но все же они не успели принести ее тем, ради кого она и была добыта, за что и были наказаны.

33

Ларри повернулся с одного бока на другой и обратился к еще не спящему Эдди:

– Ты чего не дрыхнешь?

– Да чет не хочется. А ты?

– Так я в ожидании завтрашнего похода. Ты же говоришь, что он может дать то, о чем ты даже не подозреваешь. Я знаю, ты меня, может, и за дурака принимаешь, но я согласен и на такую игру.

– Ты мне не веришь? – Эдди знал, что все, о чем он рассказал своему другу, на слух воспринимается очередной игрой, но все же это была правда. Эдди было приятно осознавать, что Индюшонок сможет получить подарок, а возможно и увидеть красивое мерцание огней.